– Да смотри же, – она властно схватила его за подбородок и повернула к себе, – о чём ты думаешь, когда пытаешься колдовать?
– О чём, о чём… О результате, конечно, – буркнул он, нервно дёрнув головой. Кончики ушей побелели от злости, а на подбородке остался красный след от цепких и тонких пальцев.
Венди снова пренебрежительно фыркнула и отвернулась к реке – месту, что стало традиционным для этих странных встреч. Сегодня Во́льденграс вёл себя тише обычного: бурные потоки его не пенились, разбиваясь о скалы, а медленно и лениво накатывали на каменистый берег, принося с собой запах речной тины. Девушка потянулась руками к небу, разминая затёкшее тело. Подол лёгкого, почти прозрачного платья задрался, обнажая молочно-бледную кожу бедра. Стейн шумно сглотнул и поспешно отвёл глаза.
– Думать вообще не надо, – задумчиво повторила она, продолжая смотреть куда-то вдаль, – чувствовать надо, понимаешь?
– Понимаю, – послушно кивнул Стейн, широкой ладонью потирая замёрзший нос. Вот только ничего он не понимал.
«Может, научись я правильно чувствовать, был бы сейчас в Регстейне, рядом с семьёй?» – пронеслось у него в голове. Книга, найденная у сварливого старика, оказалась бесполезной. И всё, что теперь оставалось Стейну – снова и снова пытаться найти путь домой. Пусть ведьмы сами разбираются со своим пророчеством.
– Господин, завтрак готов, матушка за стол зовёт, – прозвучало за дверью, а потом раздался топот маленьких детских ног.
Стейн спустился вниз. Гретта, как птичка, сновала между печкой и дубовым большим столом, занимающим почти всю небольшую, но уютную кухоньку. Она нарезала на большие ломти вчерашнюю буханку и теперь пыталась достать с полки ягодное варенье. Альв тихо хихикал в кулак, наблюдая за попытками матери: её пышное бедро то и дело цеплялось за острый угол, а роста не хватало, даже когда она поднималась на носочки.
– Давайте помогу.
Гретта, вздрогнув от неожиданности, отошла в сторонку, коснувшись упругой грудью его руки. Стейн сжал губы в тонкую полоску, внутри всё перевернулось. Как бы сильно он не скучал по жене и дочери, мужское естество его требовало своего. Вот только мужчина не собирался ему потакать.
Он достал варенье и присел за стол. Желудок, учуяв еду, требовательно заурчал. Стейн не стал томить его долгим ожиданием и присоединился к мальчишке, который уже давно за обе щёки уплетал кашу.