Гораздо интереснее было ходить на обучающие лекции. Регулярно кто-то из умников, которые изучали планету и пытались придумать способы быстрейшей ассимиляции людей на ней, приходили в специально построенный для этой цели лекторий, и рассказывали интересные факты об Астрее. Так Денис узнал, что на планете, которая была в четыре раза больше Земли, всего один континент, разлившийся чернильной кляксой по бескрайнему океану от экватора до северного полярного круга, большей своей частью вытянувшись вдоль субтропического пояса. Поэтому климат на материке умеренно теплый, мягкий, без резких среднесуточных и сезонных перепадов. И что все человеческие поселения находятся на восточной части огромной равнины, в двух тысячах километров от западного побережья, что, по местным меркам, было почти на краю земли. Всего двенадцать городов по двадцать с небольшим тысяч жителей в каждом. На довольно небольшом расстоянии друг от друга, вертолету требовалось всего несколько часов лета от одной точки до другой.
Дозоры на внешнем периметре были самым неприятным из отведенных ему занятий. Не сказать чтобы было совсем скучно, скорее жутко. Долгой ночью, длившейся на Астрее почти двенадцать часов, твари в лесу поднимали страшный вой и гомон. А в синем ночном свете Кустоса деревья приобретали совсем зловещие очертания. Иногда звери подходили вплотную к внешнему периметру, но преодолеть или как-то повредить высоким стенам из полимерного бетона, изготовленного здесь же, в колонии, по какой-то неизвестной Денису технологии, не могли. Но все равно в это время приходилось стоять у самой амбразуры, и тискать «киос», ожидая невесть чего.
Так он и жил в колонии, постепенно проникаясь рутиной, свыкаясь с окружавшей его действительностью. В обязательном порядке посещал лекции, устраиваемые трижды в неделю умниками из соседнего, синего сектора. Не потому, что того требовали правила проживания в колонии, а из собственного интереса. Только там, пусть и в предельно скучной форме, можно было узнать хоть что-то о мире за пределами стен. А заодно и подробности о правилах проживания, которые злили мужчину все сильнее с каждым днем.
Этих правил было не так чтобы очень много, но за каждым из них Титов чувствовал тотальное унижение людей. Унижение, не обоснованное ничем, кроме желания полностью подчинить волю колонистов, нацелив их невесть на что. Тоталитаризм, так ненавистный мужчине на Земле, на новой для людей планете расцвел во всей красе.