Откуда он взялся на Первом Томске, не помню, вернее, не знаю, появился где-то в середине 70-х, сразу вписался и получил кликуху Лом – за рост, фигуру, физическую силу и наглость, веселую наглость. Снюхался с нашими деловыми, но на стезю фарцовую не ступил, не то. чтобы избегал, брезговал спекуляций, нет, иногда что-нибудь перепродавал, но только иногда, у Лома было другое призвание – афера.
Что представлял тогда Первый Томск? Над желтыми двух-трехэтажными домами высились пятиэтажки из белого кирпича, от бараков их, с одной стороны, отделяла трамвайная линия, от насыпух Ботаники и деревяшек Степановки – вокзал с железной дорогой. И над всем этим в зелени палисадов и аллей летом, сугробов зимой – семь этажей гостиницы «Томск». Гостиницу строили под иностранцев, и потому буфет на пятом и седьмом этаже на западный манер называли баром. И не то что нас туда так уж манило, но в баре водилось пиво, не на разлив, как в городе с мылом или стиральным порошком, а в бутылках и пиво не только «Жигулевское» или «Бархатное», а «Рижское», «Таежное» и всегда свежее, пару раз даже портерное завозили. Еще там можно было купить «Столичные» сигареты или «Ростов». В гастрономе, в штучном отделе, может и было что-то с фильтром, да только для своих, под прилавком лежало. Потом, в начале 80-х, появились корейские с фильтром, курильщики их «Портянками Ким Ир Сена» прозвали, продавщицы ласково «Птичкой» – на белой пачке птичка райская на веточке сидела, красивая такая. Не было курева приличного тогда даже в «Главотраве», рядом с Госбанком, на Ленина: из тех, что с фильтром – «Орбиту» или «Меридиан» за 30 копеек продавали, «Лайку» за 24 да «Новость» за 18, дрянь, надо сказать, отменная, но это так, к слову, чтобы память освежить.
Так вот, заваливает как-то зимой Лом в бар на седьмом этаже и прямо с порога: «Чуваки, не хило пропить четыреста рублей?»
Чуваки оторвались от стаканов с пивом и согласились: «Не хило».
Лом сказал: «Щас» и пропал… на полгода, но слово вылетело и было услышано, значит, за слово надо отвечать. А по тем временам четыре сотни деньги немалые – профессорский оклад месячный, работяга на заводе месяц мантулил, рогами землю рыл, да ты хоть заройся, а больше 250-ти не нароешь! Так что четыре сотни – это четыре сотни! Четыре сотни – это не хило!