Однако жестокость ответного правительственного «террора» ужаснула не только Толстого, но и всю общественность.
И здесь необходимо пояснение.
К началу ХХ века Россия была самой прогрессивной страной в отношении смертных казней. Еще со времен дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны (XVIII век) в России была отменена смертная казнь за уголовные преступления. Ни один уголовный преступник, даже самый отъявленный убийца, не был казнен на протяжении более ста лет. Казнили политических преступников, покушавшихся на царских особ (Каракозов, «народовольцы», Дмитрий Ульянов). Казнили тех, кто угрожал существованию монархической власти (Разин, Пугачев, декабристы). Но обычных преступников не казнили, а только отправляли на каторгу.
В этом плане Россия была намного прогрессивнее Европы. Она была такой Европой, которая возникла только во второй половине ХХ века, отказавшись от смертной казни как от устаревшего, средневекового акта возмездия за преступление.
Свидетельством тому литература.
В романе французского писателя Стендаля «Красное и черное», перевод которого на русский язык вышел в 1874 году, главный герой за покушение на убийство женщины, оставшейся после его выстрела живой, идет на гильотину и лишается головы.
В 1866 году в журнале «Русский вестник» вышел роман Федора Достоевского «Преступление и наказание». За убийство двух женщин, «старухи-процентщицы» и ее сестры, с целью ограбления Раскольников всего лишь отправляется на каторгу.
Отсюда еще и такая реакция русского общества на «столыпинские галстуки». Россия просто отвыкла от смертных казней. В России не было института профессиональных палачей, их приходилось срочно «вербовать» из случайных людей. И обществу, как и Толстому, показалось, что страна в одночасье опрокинулась в какое-то дикое Средневековье.
Для Толстого Петр Столыпин был не чужой человек. В молодости он дружил с его отцом Аркадием Столыпиным, с которым вместе служил в осажденном Севастополе во время Крымской войны (1853–1856). Так что политическое «поведение» сына его товарища было ему вдвойне возмутительно.
Всё это необходимо понимать при современной оценке статьи Толстого «Не могу молчать».
Но как мог бывший боевой офицер Толстой, прошедший Кавказскую и Крымскую войны, отрицать войну как таковую? Он что, не понимал, что войны иногда неизбежны?