Официант принес нам чай и поднос с печеньем. Пока офицеры пили кофе и курили, я разглядывала их, пытаясь разобраться в жаргоне и обрывочных фразах. Они хвастались высотой взятых препятствий, породистостью своих скакунов, храбростью и отвагой, и каждый старался превзойти другого. Все это сбивало с толку и волновало.
Громче всех кричал невысокий коренастый офицер с детским лицом, которое он пытался замаскировать пышными навощенными усами.
– Не слушайте его, – кудрявый лейтенант подмигнул мне. – Его лягнула в голову лошадь.
Другой лейтенант, носивший экстравагантное золотое кольцо с печаткой, ткнул его локтем:
– Тебе бы тоже не помешал хороший пинок в голову.
Глаза Эдриенн были широко раскрыты.
– Все это так опасно звучит!
– Да, это опасно, – заявил вощеный ус и подался к Эдриенн, – очень опасно.
Он наклонялся к ней до тех пор, пока «перстень с печаткой» не отодвинул его в сторонку.
– По-моему, звучит захватывающе! – воскликнула Габриэль.
– Мне тоже так кажется, – согласилась я, представляя себе грандиозное зрелище: сильных лошадей и бравых солдат.
– В следующий раз вы сможете увидеть все собственными глазами, – объявил вощеный ус. – Считайте, вы приглашены. Победитель известен заранее, – произнес он пафосно, – но вы станете свидетелями того, как остальные ребята бьются за второе место.
Это привело к еще одной бурной дискуссии, однако в споре не было напряжения и агрессии. Офицеры просто вели себя, как мальчишки, хотя выглядели мужчинами. Это были мальчики-мужчины, новый для меня вид, удивительные создания.
Я тоже стала новым видом. Девушка из монастыря исчезла, словно бабочка, вылезшая из кокона. Моя спина выпрямилась, голова игриво наклонилась в сторону. Я легко смеялась. Кокетливо играла с выбившейся прядью волос. Мои ресницы порхали вверх и вниз, как крылья колибри.
И Габриэль! Такая яркая, веселая и стремительная! Я видела, как она хохотала всякий раз, когда лейтенанты говорили что-нибудь забавное на своем странном языке. Когда она уронила перчатку, они сделали вид, что ссорятся из-за того, чтобы поднять ее, устроив такую сцену, что мы все не удержались от смеха. Габриэль получала внимание, которого всегда жаждала, и я почти не узнавала ее.
Внезапно Эдриенн, сияющая и сдержанная, самая элегантная из Граций, встала и объявила, что мне нужно возвращаться, что «дорогие канониссы» уже заждались. Свет, который горел во мне, погас.