Древняя, как сама Атлантида, ненависть к Сынам Света кипела в крови каждого Ракшаса. Представители Левой Стези (черной магии) ненавидели Сынов Света, как лед ненавидит огонь. И как бы ни были могущественны атланты в дни своего расцвета, когда огромный материк Атлантида занимал половину земного шара, Сыны Света на своем Острове и тогда были могущественнее и умнее их. Ныне, когда от былого могущества осталась лишь горстка островов и кучка магов, стало очевидно: Ракшасы и атланты – это преходящее, Сыны Света – это вечное и неизбежное. И это обстоятельство злило больше всего. Ревность, злость и ненависть – вот что было в душе Ракшаса в то утро.
Не было такого способа в арсенале атлантов, чтобы укрыться от всевидящего глаза Сынов Света. Наврунг знал это и потому понимал, что сбежать ему не удастся. То, что он избежал участи отряда Крокса, уже было удачей; а раз так, далеко бежать смысла не было. Наврунг не был колдуном, он не совершал страшных преступлений, у него не было ненависти к Сынам Света, как у многих из шаммаров.
Родившись в бедной семье, он с трудом получил образование и совсем недавно стал вторым пилотом на вимане Крокса. Но всего того, что он знал о Сынах Света, было достаточно, для того чтобы понять: спасаться бегством не имело смысла. А потому, выбрав ровный участок, защищенный от ветра, он сел на камни недалеко от вершины скальных гор, примерно на тысячу локтей выше того места, где нашли свою погибель шаммары, и застыл. Он не думал ни о чем. Не молил, не призывал, а старался мужественно принять решение Сына Света, – умереть с достоинством или жить, но тоже с достоинством. В этом спокойном ожидании и застал его Амедей.
Черный, без огней, и потому незаметный, виман завис перед площадкой, на которой сидел Наврунг в ожидании своей участи. Но двигатель вимана издавал хотя и незаметный, но слышимый гул, так хорошо знакомый второму пилоту этого корабля. Наврунг открыл глаза. Амедей глядел на него, пытаясь проникнуть сквозь внешнюю невозмутимость пилота и понять, чем сейчас заняты мысли этого оставшегося в живых великана. Но поверхность ауры шаммара была пуста, как девственная пустыня, и невозмутима, как море в полный штиль. Что скрывается за этой невозмутимостью и спокойствием – Амедей не знал. Это не то чтобы пугало его – просто хотелось определенности и ясности.