– Громом и небесным огнем надо говорить к сонливым и сонным чувствам. Но голос красоты говорит тихо: он вкрадывается только в самые чуткие души. Тихо вздрагивал и смеялся сегодня мой гербовый щит: это священный смех и трепет красоты. Над вами, вы, добродетельные смеялась сегодня моя красота. И до меня доносился её голос: «Они хотят ещё – чтобы им заплатили!»
– Что он читает? – спросил шепотом Заверган – На библейские проповеди похоже.
– Это Ницше, – усмехнувшись, прошептал в ответ Маркус, – Вроде как главный его труд. Ты верно про библию отметил: чтец в начале читал аннотацию, там и говорилось, что эту книгу называют ницшеанской библией.
– Зачем нужна вторая библия?
– Это не вторая библия. Это его библия. Ну, взгляды, экзистенциализм…
– И чему она учит?
– Как я понял, автор утверждает о том, что бога нет, смысла нет, и что человек лишь канат между животным и сверхчеловеком.
– Ну, мне кажется лучше бы сказать мост, а не канат.
– Ну да, мост, наверное, более уместно, но Ницше предпочел именно канат.
– Ибо вот ваша истина, – продолжал чтец, – Вы слишком чистоплотны для грязи таких слов, как мщение, наказание, награда и возмездие.
Трубы грели хорошо. Ботинки скоро высохнут. И Заверган уже начал понемногу покрываться потом. Было не очень удобно сидеть на подлокотнике, казалось, ещё минут десять, и задница точно либо отвалится, либо станет деревянной. Тут Маркус прошептал:
– О глубоких вещах говорит, но в таком объеме сразу не пойму. Может пойдем в чайную? А то я что-то уже устал слушать.
– Да я не против, ботинки вот не высохли ещё. А завтра новое задание, меня Учитель командиром группы назначил, жетон дал.
– Ого! Да оставь свои ботинки, я попрошу тут знакомого приглядеть. Пойдем, поедим овсяных печений.
– Ну ладно, пошли.
Ребята поднялись с кресла, оба потирали отсиженные задницы, и сгорбившись, тихонько направились к выходу. Маркус потрепал за плечо лежащего на матрасе и грызущего ногти парня, закутанного в рабочий халат, и попросил его приглядеть за ботинками на батарее. Тот закивал, и поспешно направился к креслу, занять удобное место.
Заверган и Маркус тихонько прикрыли за собой дверь, и пошли в десятую комнату, где была столовая. Там Маркус отсыпал своих труний повару в окошке, им подали чай в кружках с отколовшимися когда-то давно ушками, тарелку с восемью овсяными печеньями, четыре кубика сахара, и сухие сливки в целлофановом пакетике.