– А ты бы смог? – перебил его Витя.
– Куда уж мне, я букашка по сравнению с этими великанами, – ответил зачинщик разговора.
– Фанатиками они были и воевали за то, что заведомо неосуществимо. Утопия, одним словом, – ввернул красное словцо Игорь.
– Слышали ли вы, месье Игорь, что-нибудь про первобытный коммунизм, при котором человечество прожило большую часть своей истории?
– Сказки это всё, разве ты считаешь, что неандертальцы читали Маркса и знали что-то про классы? Они и ходили, наверное, с трудом, – съехидничал Фалафель.
– При коммунизме нет классов, к тому же я не мерил бы остальных по самому себе, особенно тех, кто жил несколько десятков тысяч лет назад, – перешёл на серьёзный тон знаток классовой теории.
– О как, нет классов, то есть и школ у них тоже не будет? – включился в полемику Влад.
– Месье Шариков, получение образования – всего лишь право, никак не обязанность. Вы можете, не дожидаясь коммунизма, уже сейчас никуда не ходить, а лежать сутками на диване, смотреть в потолок и онанировать, отвлекаясь лишь на приём пищи и вывод оной из организма.
– Да не, меня мать сожрёт с говном за такое или вообще выгонит, и где я тогда буду лежать и онанировать? – с улыбкой ударился в софистику Собакин.
– Работать идите, – предложил Надеждинский.
– Да кому он такой нужен без образования? Вон он какую себе мозоль отъел, кто ж его возьмёт с мозолью? – снова ввернул фразу Игорь, постукивая обладателя «мозоли» по животу.
– Поэтому мы здесь сегодня собрались, – поставил точку в споре Семён. В ту же секунду прозвенел звонок.
– Хорош базарить, идти пора, – сказал Витя, и все не спеша двинулись к кабинету.
Маргариту Леопольдовну Свечникову все знали как женщину среднего возраста, однако сохранившую для своих лет довольно свежий вид, вид недавно открытой второй молодости. Её лицо украшали очки с прямоугольными линзами, которые придавали ей лёгкую ноту импозантности, а чёрные волосы без седых вкраплений визуально скидывали лет пять. Фигурой для своих лет Маргарита Леопольдовна также была весьма бодра. Сохранившаяся талия, вздымающийся бюст, видимый даже сквозь блузу, мясистые икры в комплекте с длинными ногами вполне могли привлечь какого-нибудь отставного офицера. И только подойдя ближе к этому экспонату отживающей эпохи, замечалось изрытое морщинами лицо и потухший блеск в глазах. В целом, неплохой экземпляр, доживший до наших дней в целости и сохранности, покрывшийся тонким слоем патины, она могла стать объектом обожания пубертатной публики, но жизнь распорядилась несколько иначе. Маргариту Леопольдовну не любили. Кто-то даже ненавидел. Причина крылась в строгом характере, который появляется у всякого, кто отработал в системе пенитенциарных учреждений среднего образования хотя бы лет десять. За глаза её называли «историчкой», реже «истеричкой», ещё реже просто по отчеству.