Урок у неё обычно начинался с фразы: «здравствуйте, дорогие учащиеся», произносимой строгим холодно-отстранённым тоном завуча. Однако то была лишь прелюдия. После леденящего спину приветствия, как правило, начиналась «сводка с фронта», как однажды выразился Семён. Суть «сводки» заключалась в пересказе новостей из телевизора с собственными комментариями, а затем непосредственно из школьных будней. Эта «пятиминутка ненависти» делалась с тонким расчётом усыпить внимание жертвы. Когда Маргарита Леопольдовна видела, что кто-то начал позёвывать, она резко обрывала пустую говорильню фразой: «теперь давайте проверим домашнее задание». Тут же все присутствующие оживлялись, принимаясь судорожно оттирать слюни с пожелтевших страниц и листать учебник в поисках заданного параграфа. Конечно, это была лишь бессмысленная агония – выдержав мхатовскую паузу, называлась фамилия жертвы. По такому сценарию протекал каждый урок из года в год. Не стал исключением и этот.
– Итак, рассказывать про Колчака и интервенцию будет…, – властная женщина стала водить тыльной стороной шариковой ручки по списку фамилий, – рассказывать будет… Собакин.
– Чё всё я да я, пусть интеллигенция распинается, – возмутился упомянутый, показывая в сторону парты Надеждинского и Фалафеля.
– Сам господин случай выбрал тебя, поэтому вставай и приступай к рассказу.
– Я не учил, – честно признался Влад.
– Послушай, Собакин, у тебя нет ни одной оценки выше двух баллов, одни «лебеди». Может, ты их коллекционируешь? Нет? Почему опять не готов?
– Я ночью вагоны разгружал, – в кабинете послышалось оживление.
– Да уж известно, какие он вагоны ночью разгружал. Не обляпался хоть? – раздалось замечание со второй парты.
– Фалафель, молчание – золото, особенно когда тебя никто не спрашивает. Свои колкости оставьте на входе в учебное заведение, здесь вам не вертеп, – обратилась тонкая учительская натура к шутнику.
– А чё я такого сказал? – как бы попробовал оправдаться Витя.
– «Чё» по-китайски знаешь чё? Не знаешь? Вот и сиди тихо, пока тебя не спросят. Эх, Собакин, не аттестовать бы тебя, ты же прям злостный двоечник, но ведь тогда придётся тебя ещё год терпеть. Как минимум, – задумчиво произнесла Маргарита Леопольдовна.
– Вот видите, вы же сами плодите нищету ума своим попустительским отношением к школьной действительности, сами поддерживаете уродливую конъюнктуру, – оживился Надеждинский.