– Что поделать, заграничная постройка, – перебил его монолог Алексей.
– Да, это точно. Наше адмиралтейство десять лет думает, а потом еще десять лет строит, – сказал Нечаев, кидая камешек в огород Михаила, который гордился своим отцом, служившим инженером на верфях.
– Тут ты не прав, Саша, – горячась, возразил Бортнев. – «Аврору» строили всего три года.
– За три года его только на воду спустили. А потом еще три года вооружали, устанавливали котлы, испытывали – итого шесть лет.
– Хватит вам спорить, друзья. Давайте лучше выпьем за Российский императорский флот, – вставая во весь свой богатырский рост, провозгласил тост Каневской.
Был поздний вечер, когда офицеры, чуть покачиваясь, вышли из ресторана. Духота уже спала, и воздух посвежел от морской прохлады. Над головой светили большие южные звезды. Хотелось петь и веселиться.
– Поехать бы сейчас к цыганам, – сказал Нечаев.
– Помилуй, Саша, мы навряд ли сыщем во Франции цыган, умеющих петь «Очи черные»! – рассмеялся Бортнев.
– А мы их заставим разучить! – откликнулся лейтенант.
И вся компания, смеясь, уселась в коляску, которая понеслась к кварталу красных фонарей.
Рано утром Бортнев проснулся от громкого стука в дверь.
– Вставайте, Мишель, а то мы не поспеем на «Аврору» к подъему флага, – услышал он голос Нечаева.
У подпоручика с похмелья трещала голова, пульсирующими ударами боль била в виски. Нащупав рукой что-то мягкое, Михаил с удивлением посмотрел на лежащую рядом голую женщину. Он с трудом поднялся и начал собирать разбросанные по комнате вещи. Память постепенно возвращалась к нему.
«И зачем я вчера согласился ехать в этот бордель?» – думал подпоручик, натягивая штаны.
Сегодня уже протрезвевшего Бортнева мучили угрызения совести перед невестой Машенькой, ждавшей его в Петербурге. С каждой стоянки Михаил слал ей длинные письма с описанием стран и городов, в которые заходила «Аврора» во время похода. Что теперь он может написать ей? Как в пьяном угаре поливал шампанским голую проститутку и учил ее петь «Очи черные», а та, визжа, смеялась и подпевала уморительно, коверкая русские слова. Бортнев и сам не понимал, откуда у него, вечно стесняющегося и краснеющего при одном только виде женщин, взялось столько прыти. Даже невесту Машу он нерешительно брал за руку и трепетал от смущения, если прикасался губами к ее щеке. Иногда Нечаев в шутку называл его «последним девственником флота». Бортнев и на флот пошел служить, чтобы пленить военной формой курсистку Марию Соболеву, живущую на соседней улице. После окончания инженерного училища он отказался ради этого от месячного жалования в двести рублей на Франко-Русском заводе и вынужден теперь стоять вахты в машинном отсеке «Авроры», слушая стук машин, свист пара и вдыхая угарный дым. Но его армейские погоны, которые носили все офицеры флота, служившие по механической части, почему-то подействовали на девушку. И Маша, раньше не обращавшая на Михаила внимания, согласилась стать его женой, когда тот вернется из похода.