Цена надежды - страница 3

Шрифт
Интервал


Резкий запах нашатыря вернул сознание. Голова трещала. Открыв глаза, я осмотрелась – меня уложили спиной на кожаную скамейку в коридоре, приподняв ноги вверх. Зрение медленно сфокусировалось на той самой медсестре с добрыми прозрачно-голубыми глазами.

– Порядок? Сколько пальцев? – спросила она, показывая мне ладонь.

– Уже лучше, спасибо, – прошептала я, неуклюже пытаясь подняться.

Обмороки случались у меня и раньше – от стресса, сильной духоты или скачков давления. Это паршивое чувство мне очень знакомо.

– Тебе нечего здесь делать – строго, но по-доброму сказала Любовь Васильевна – так написано на бейджике. – Ничего важного все равно не пропустишь, из комы еще никто за пару часов не выходил. Романов не в сознании… но он такой здоровяк, справится. А сейчас езжай домой, завтра утром поговоришь с главврачом, – она похлопала меня по плечу и побежала ответить на звонок стационарного телефона.

Уехать домой я не могла. Приехать в квартиру и снова, как ни в чем не бывало, лечь спать, как будто моя жизнь не сломана таким ударом, словно тонкий штакетник щедрым пинком, – было выше моих сил. До утра я просидела на кожаной скамейке в коридоре больницы, пока не уснула под утро, когда уже начало светать.

Разбудил меня тихий голос Любовь Васильевны:

– Просыпайся, спустись на первый этаж, в кабинет главврача.

Размяв затекшую от неудобного положения шею, я поднялась и тихо спросила Любовь Васильевну:

– Как он?

– Без изменений, – опустив глаза, ответила он.

Я не могла не обратить внимания, что медсестра сменила белый халат на обычную одежду – брюки и футболку. Значит, ее ночное дежурство уже закончилось. Я глянула на дисплей айфона, вытащив его из кармана плаща – 8:12 утра.


В кабинете главврача Ирины Альбертовны было прохладно и уютно. Женщина выглядела настолько ухоженно, будто ее основная деятельность связана с косметологией или индустрией красоты: высокая прическа, длинные острые ногти неприемлемой для работы за компьютером длины, губы, раздутые филлерами и покрытые плотной алой помадой, наращенные ресницы. И ноль какого-либо человеческого сочувствия в глазах. На контрасте с такой яркой женщиной я, не накрашенная и бледная, выглядела как провинившаяся старшеклассница в кабинете директора.

– Состояние вашего мужа тяжелое. Большая кровопотеря и травма головы… – по мере того, как главврач подробно описывала его диагнозы и травмы, я снова почувствовала, как теряю связь с реальностью. Голос звучал глухо, и половину ее слов я просто не могла расслышать из-за собственного пульса, пробивающего грудную клетку.