– Хотя, строго говоря, да.
Саша не вскочил, опрокинув стул, не закатил глаза, он просто принял задумчивый вид, и Егор Валентинович выдохнул.
– Но у меня нет никакого опыта общения с детьми, и, вообще, дети меня не любят.
Саша, действительно, имел вид, не оставляющий шансов ни одному малолетнему хулигану пройти мимо. Он был слишком высок, слишком сутул, выглядел слишком молодо, растительность на лице росла слишком беспорядочно и даже несимметрично, а сбривать ее Саша постоянно забывал. В общем, внешним видом добиться уважения детей было идеей бесперспективной. Оратор в то время из него тоже был неважный. Из всего выходило, что с небезынтересным предложением он не справится.
– Это частная художественная школа, так что о детях не беспокойтесь, они идут к нам по своему желанию, и вам не придется держать их в узде и уговаривать прекратить бросаться бумажными комочками.
Саша с недоверием вгляделся в лицо директора: было похоже, что он говорил искренне.
– Я не знаю… вернее, не помню программу.
– Мне нужно, чтобы вы взяли на себя факультатив. Программу дети знают и так, но одной программы некоторым из них мало, и им пошло бы на пользу не углубляться в теорию, а больше рисовать под присмотром практикующего художника.
Егор Валентинович встал из-за стола и протянул Саше визитную карточку.
– Пожалуйста, не принимайте пока никаких решений. Просто загляните к нам на неделе, чтобы посмотреть на школу и детей своими глазами. – Он пожал Саше руку, оставил на столе деньги за две кружки кофе и вышел. Он всегда выбирал самый подходящий момент, чтобы уйти.
На следующий же день Саша позвонил по номеру, указанному на визитке, и договорился об экскурсии по школе.
– Да, и захватите, пожалуйста, несколько своих картин, – сказал Егор Валентинович в конце разговора.
Школа Саше понравилась сразу. Что снаружи, что изнутри она была яркой и красочной, чем остро выбивалась из облика города. Солидная часть стен была покрыта рисунками учеников и учителей. Все работы, и профессиональные, и примитивные, никто не думал закрашивать. А главное, Саша не увидел ни одного скучающего лица, детям тут явно было интересно, и они приходили в школу не на рутинные пытки уроками, а на оттачивание навыков и просвещение в любимом деле. Не все лица были радостными, на многих было выражение муки, но Саша хорошо знал это выражение, которое опытный взгляд не мог спутать ни с чем другим. Это были муки творчества, и лица именно с этим выражением растрогали и подкупили Сашу в первую очередь. Он сам много раз испытывал всевозможные вариации этих страданий и почувствовал, что сможет подобрать нужные слова для каждого из этих детей, и из мук родится достойное творение, а лицо просияет удовлетворением от собственной работы. Когда Егор Валентинович отвел его в класс к детям, с которыми Саше предстояло заниматься, и попросил показать его работы, не прозвучало ни одного провокационного вопроса, не было смешков, не было издевок и перешептываний – только уважение, осознанное восхищение и вопросы – робкие, исключительно уместные и очень правильные про технику, идеи и скрытый смысл. Саша не мог поверить, что в их городе (да и вообще в мире) есть такие дети.