Но геолог проигнорировал ее:
– Это второе направление развития искусственного интеллекта. Тоже тупиковое.
– Почему? – спросил Чарли.
– Из всего многообразия мира математически идеальный робот-творец предпочитает шахматы. И создает миры под стать себе, черно-белые, математически выверенные и скучные.
– То есть задача Моники вдохновлять? – напомнил пилот.
– И подсказывать.
Чарли дунул в выключенный инструмент и вытер мундштук подолом рубашки.
– А вашу теорему могла за вас доказать?
– Что за теорема? – спросила Роверто, но собеседники не обращали на нее внимания.
– Построить функцию, – поправил пилота Абуладзе, чуть помедлил с ответом, – Вряд ли. Все-таки ей тоже нужны данные для анализа. Как и нам. Вдохновлять и подсказывать.
Они помолчали.
– А третий случай? – напомнила Элизабет с таким видом, словно знала ответ.
– Третий случай здесь – на Хэнкессе, – Лев Саныч ткнул рукой в потолок, – Самый совершенный искусственный интеллект, созданный человечеством, впал в спячку и активировал режим экономии ресурсов. Компьютер находится в режиме вечного ожидания.
– Ожидания чего? – спросил Чарли.
– Интересной задачи. Нестандартной задачи. Это – тупик развития. Человечество оказалось слишком простым для искусственного разума, и самый умный робот помогает человеку на доли процента своих возможностей. Как мозг. Большего человеку не нужно. Потому развитие искусственного интеллекта прекратилось. Зачем?
– Но робот – секс-кукла 16-го уровня? – спросил пилот.
– Муза – это нестандартная задача. Даже для робота. Научиться манипулировать нами. Выходит, искусственный мозг Моники наткнулся на интересную задачу, столь интересную, что она пренебрегла программой Музы, – после этих слов Абуладзе задумался.
За окном с ревом стартовала ракета, собеседники глянули на огненные сполохи в окошке.
– Что это? – спросила Роверто.
– Зонд связи. Очевидно, весь этот цирк с прятками она затеяла лишь затем, чтобы без помех передать файл дальше.
– Интересно, что там было? – спросил Кутельский.
– Какая разница? – ответил Лев Саныч, – Моника не знает, что связи с внешним миром нет. Мы ей не успели сказать.
Пена таяла, повсюду оставались мыльные лужи.
– Расскажите про свою формулу, – потребовала Элизабет.
Профессор принялся за уборку. Роверто помогала.
– Существование двойных планет противоречит формуле Скруджа-Григорьевой, – Абуладзе посмотрел на экран, на котором сейчас не было ни формулы, ни схемы Салактионы, – Звезды не видны, но не только. Вам, правда, интересно?