И тут я ощущаю неловкость. Перед теми, кто останется здесь после меня. Обречённые на долгие страдания души и тела. Мне неловко расстраивать их своей свободой, и я ничего не могу с этим поделать.
Я слабо воспринимаю реальность. Может быть потому, что всё смешалось. Действительность и прошлое. Сознание и воображение. Печаль и радость. Словно долгая тоска по воле породила в моём подсознании некий самообман – с изменением реальности изменится и твоё мироощущение. Как по щелчку пальца. Как после жеста престидижитатора. Куда там!
Меня раздирают противоречия, и в печёнки вползает новый страх. Не успев обрести, я начинаю побаиваться свободы.
Захожу домой, в хату, и на меня немедленно обращаются жаждущие взгляды сокамерников. Прочитать их немые вопросы немудрено.
Как там? Куда ходил? Что видел? Что нового? Рассказывай. Рассказывай. Рассказывай!
Тут, внутри нашей хаты «три на пять» и зарешечённым окном с философским видом на соседнюю стенку, такие вопросы, как никогда, уместны.
– Меня отпустили, – говорю я, словно выдыхаю из себя кусок смрадного тюремного духа.
Мужики искренне рады: не откладывая, начинают делить промеж собой мои вещи и заготовленные на этап пайки.
А я, без сил реагировать на их деловую суету, присаживаюсь на нары и смотрю на тормоза.
Неужели они вскоре откроются, и я услышу ещё неделю назад немыслимое:
– Патрис, на выход с вещами.
Я так пристально всматриваюсь в дверь камеры, что начинает болезненно кружиться голова, и перед сознанием плывёт слоистый туман. Ещё чуть-чуть, совсем немного, и я увижу чистое-чистое небо! Живое, а не расчерченное прямоугольниками наслаивающихся друг на друга решёток. И под этим свободным, укрывающим явь, небом, будет стоять мой милый ангел, моя девочка, которая заслуживает гораздо большего, чем ожидание отца из тюрьмы.
Помню, как ждал рождения своей дочки, приникая ухом к животу её матери. Как говорил ей что-то уже тогда: рассказывал новости, делился надеждами, радовался нашему будущему. Сейчас мир вывернулся наизнанку: Павла ждет, когда я покину чрево мерзкого, грязного, несправедливого узилища, доказав свое право, на пусть и временную, но свободу.
Забегая вперёд – моя дочь Павла, одна из немногих, кто меня не предал и не забыл. Самый родной человек, она испила эту чашу сполна, но осталась заботливой, искренней, любящей даже сильнее чем раньше. А вот многие из других преподнесли мне очень неожиданный и нехороший сюрприз.