Как вдруг – щелк, треск – отворилась дверь. Из нее показался улыбчивый, чрезвычайно дружелюбный доктор. Он собрал улыбкой пучок морщин, со своим прищуренным, вечно спящим глазом, поднял руку в воздух и энергично и громко поприветствовал Леонида Андреевича, как будто тот сидел не прямо перед ним, а где-то в другом конце коридора.
«Здравствуйте, Розанов! Давно вы сидите? Ах Лида, Лида, – эту часть он сказал нарочито громче и с укоризной посмотрел вдаль на выглянувшую из-за стойки девчонку. – Я только вас и жду. Хотя, вру, с вашего позволения, – он деловито посмотрел на часы, – времени у нас не то, чтобы… у меня скоро будет сеанс. Но вашу проблему мы разберем, ручаюсь! Садитесь куда удобно и рассказывайте».
Любин стоял перед ним и ждал, когда тот выберет одно из трех кресел, и, как всегда, придерживал себя за край пиджака и улыбался своим хитрым прищуром. Леонид Андреевич немного растерялся, но быстро выбрал место, которое ему больше приглянулось. Доктор сел напротив него за свой массивный стол, и Леонид Андреевич тогда обнаружил себя совершенно безоружным. Вспомнил, как ласково доктор гладил его по плечам и успокаивал сразу после пробуждения. Любин располагал, ему это хорошо удавалось. И в кабинете всё было так устроено, чтобы только лишь попадая за дверь, любой терялся, как в невесомости. После недолгой паузы Леонид Андреевич робко вступил, в начале запинался, но потом с напором и красками описал весь приступ. Николай Степанович невозмутимо кивал и корябал грифелем одну из разбросанных по столу бумажек. Когда Леня упомянул смену, которая произошла в его облике, у Любина приподнялись брови и, кажется, он только тогда заметил, что у пациента пропали волосы. Что удивительно, ведь Лёне казалось, что образ его поменялся кардинально и светский лев, оставшись без гривы, превратился в какого-то линяющего беспризорника. Перепутать этих двоих было невозможно. Когда Розанов замолчал, Любин на секунду зажмурился, немножко помычал, прикоснувшись обеими руками к носу, а после заверил, что такое развитие событий вполне укладывается в линию выздоровления.
«Видите ли, мы с вами потревожили самых опасных демонов вашей души. Разумеется, они начали обороняться! Но это образно говоря. Если вам угодно, можем сравнить происходящее с надрывом воспаления. Мы его прокололи, пошел гной, – он попытался изобразить жестами брызги гноя, – сначала его будет много, потом меньше и меньше, и только потом, – он описал перед собой плавную дугу, его острый палец был похож на скальпель, – вы снова придете в новую точку равновесия, в которой все это, поверьте мне, всё-всё уйдет. Но вы, конечно, удалой! Не у всех и не всегда этот выход бывает такой силы, но мы с вами, видимо, задели важный нарыв. И это хорошо. Я вас уверяю, приступы будут еще. Я вам говорил, что вам надо понаблюдать за собой пару недель, поэтому мы с вами и не спешим со следующей встречей».