жизни, ну вот совсем. Маленький прыщик, не более, царапина на ладони, которую замечаешь только тогда, когда она начинает пощипывать, если вспотеешь. Дискомфорт? Не, даже не так. Лёгкое недоразумение, как и то, что я тоже заболел одновременно с
ним, если верить сводкам новостей. Знал бы брат, что
он будет в этой больнице, так мигом бы примчался, забыв про меня. Я его понимаю. Но не совсем.
Я попытался перевернуться на бок, спиной к входной двери, но сил в себе не нашёл и уставился в одну точку рядом с телевизором. Там что-то поют, кривляются, скачут. Весело им, небось. Им же не вытирают чужие… ай да ладно.
В палату открылась дверь. Вошёл мой врач. Хотел бы я назвать его лечащим, но с моей болезнью ему не справиться, ну вот и получается, что просто врач. Он не посмотрел даже на меня, когда я поздоровался с ним. Невысокий мужчина в халате проводил внутрь пациента, семенящего маленькими, но уверенными шажками к койке у окна. В его руках капельница, а на лице тупая ухмылка. И его сраное родимое пятно.
* * *
В детстве я думал, что это и есть Бог. Но сам он отрицал это всеми силами. Человек с родимым пятном на весь правый глаз шатался по Земному шару сотни и даже тысячи лет в бесконечном цикле перерождений, прежде чем открыл себя миру. Прежде чем поселился со мной в одной палате. Ну это после, а до этого… до этого он кем только не был. Мама с самого детства лишь о нём и говорила, ставила в пример. Я этот пример никак не мог постичь. Даже в детстве я осознавал свою смертность, однажды чуть не погибнув в воронке озера, а он! Он буквально бессмертен, и каждая его попытка что-либо сделать имеет тучу шансов повторной пробы. Это нечестно, это халтурно, я считаю.
Сам он рассказал о себе многое, когда впервые поведал человечеству свою тайну. Никто ему не верил поначалу, само собой, но потом, ещё в позапрошлом веке, когда появился младенец в Европе, помнящий свою предыдущую жизнь, никто не остался в сомнениях. На планете существовал всё это время человек, перерождающийся из раза в раз в новом теле, но с прежней памятью! Многие религии пропали, ведь этот человек сказал, что после смерти ничего нет. Можно ли ему было верить, он же по итогу и не умирал, если так подумать? Но этот вопрос просто остался проигнорированным. Христианство ещё бултыхалось на пыльных полках библиотек, Мусульманство сохранилось каким есть, но где-то на задворках стран третьего мира. Все боготворили того, кто просил его не боготворить. Мне это с давних лет казалось смешным. Рассказал бы хоть, что видел между жизнями, а то ведь нет, молчок! Засранец.