там травит? Надо будет спросить перед сном, того и гляди сам засну с хорошим настроением.
Медсёстры нас покинули и оставили наедине. Я убавил немного телевизор, не было надобности в повышенной громкости. На экране новости – новый урожай, новый губернатор области, новые митинги в маленьких городах, старые сводки автоаварий и прочая чепуха. Нашли бы уж лучше таблетки от рака, ну или свечи для моего случая.
– Как тебя зовут? – его голос проникал намного глубже ушей, словно прозвучавший только в моей голове. Я вздрогнул, до этого погружённый в свои мысли и притянутый глазами к мелькающему телевизору.
– Григорий.
Он молча вышел из-за ширмы, остановившись у невидимой границы между нашими койками. Его улыбка была беспричинной, наивной и занимающей всю нижнюю часть лица, в то время как верхняя была покрыта огромным родимым пятном. Как у собаки, ну ей Богу.
– Меня зовут Дио́гу. Зовут в этом теле. Можешь обращаться ко мне, если потребуется помощь.
Меня взбесило его знание русского языка, и что он вообще забыл здесь? Почему он не на другой стороне планеты, не бегает по зелёным лугам и не купается в реке? Или что там бразильцы обычно делают, кроме как гоняют мяч сутками?
– Ага, спасибо.
Я не увидел, но услышал, как он улыбнулся. Ну да, именно так. Я краем глаза проследил, как высокое туловище пропало за ширмой, и мне стало опять спокойнее. Неприятно находиться рядом с ним, он для меня как обидная детская дразнилка. Вроде бы и сам давно вырос, а чувства задевает всё равно. Попрошу доктора при возможности перевести его в другую палату, пусть эту жизнь доживает где-нибудь ещё, но не рядом со мной, уж потрудитесь уважить мою одноразовую душу.
День клонился к завершению, когда он вышел из палаты и оставил меня на часик другой в одиночестве. И дышалось как-то спокойнее, и думалось. Я потянулся, ощутив приятную тяжесть в уставших мышцах. Весь день провалялся, но организм боролся с болезнью и уставал лишь от этого. Сражается до смерти буквально, молодец. Я б на его месте сдался. Хорошо, что мозг принадлежит мне, а не телу. Знало бы оно, какие хохмы я отпускаю о его недуге, так давно бы отключилось самовольно.
Я проводил солнце за горизонт, наблюдая за ним через ширму. И глазам не больно, и тягучая атмосфера полумрака успокаивает. Сегодня я что-то разнервничался, и не стоит, думаю, слишком бередить измученную память, вспоминая из раза в раз,