А потом я очнулась от голоса Надежды Степановны.
Я провела рукой по лицу и села.
Голова уже не так кружилась, и я смогла оглядеться.
Я и правда сидела на полу в кабинете Михаила Филаретовича, рядом со мной стояла его домработница, лицо ее было озабоченным.
– Да что же с тобой случилось? – повторила она. – Я пришла, а дверь-то открыта, смотрю – а ты на полу лежишь…
– Сама не знаю… – пролепетала я плохо слушающимся языком. – Вдруг голова закружилась – и хлоп…
Отчего-то мне не хотелось рассказывать, как все было на самом деле. Да и знала ли я это?
Вдруг на лице женщины вспыхнула догадка.
– Так ты, наверное, беременная?
– Вот уж точно нет! – отмахнулась я.
– Ну, тогда я и не знаю… ты встать-то можешь?
Я уперлась в пол и встала.
Комната немного покачалась, и наконец все встало на свои места.
И в голове у меня тоже восстановился порядок, я вспомнила всю последовательность событий, в результате которых я оказалась на полу в этой комнате.
* * *
Началось все с того, что Михаил Филаретович не пришел на работу. Казалось бы, что такого? Может быть, заболел или просто проспал… со всяким может случиться.
Со всяким, но только не с ним, не с Михаилом Филаретовичем. За пятнадцать лет, что он проработал в музее, сначала научным сотрудником, а потом директором, он не пропустил ни одного дня. И не опоздал ни разу.
Понятно, что я это знаю с чужих слов, но та же Роза Витальевна, Секретарь (именно так – с большой буквы, и уж ни в коем случае не секретарша), клянется, что никогда такого не было. Поэтому она сразу забеспокоилась.
А тут еще срочно понадобилась подпись директора на каком-то документе, и Азадовский велел Розе позвонить Михаилу Филаретовичу.
Мобильным наш директор не пользовался, и Роза Витальевна позвонила ему домой.
И ей ответила рыдающая домработница, эта самая Надежда Степановна. И сквозь рыдания удалось разобрать, что она, придя в квартиру, нашла Михаила Филаретовича бездыханным, на полу в собственном кабинете. Вызвала «Скорую», но врач только констатировал смерть.
И тут Азадовский, заместитель директора, который прежде занимался только хозяйственными и финансовыми вопросами, в одну секунду расцвел махровым цветом.
Первым делом он подписал тот самый документ, где требовалась подпись директора (у него, оказывается, тоже было право подписи), затем перебрался в кабинет Михаила Филаретовича и стал отвечать по его телефону. А потом взялся за организацию похорон.