Леди Йоса уныло ковыряла в миске, Годфрик не явился, Людо тоже торчал на плацу, а Бодуэн обсуждал что-то с Тесием. Секретарь, забыв о рагу, потрясал стопкой листов, а регент уверенно чертил по ним пальцем, что-то втолковывая юноше. Возле моей ноги под столом кто-то смачно хрустел костями, попеременно высовывалась то лапа, то хвост. Пара-тройка детей носились по залу, дразня собак объедками, пока матерям не велели их вывести.
Ещё некоторое время люди развлекались, глядя, как один из рыцарей опрокидывает в себя вино кубок за кубком без помощи рук, стискивая жестяные края зубами. Из шести ему засчитали только три, потому что половина проливалась на грудь. Но потом и это зрелище наскучило.
– ТО-СКА! – рявкнул кто-то в конце стола, приложив ладони ко рту.
– Подраться, что ли, – пробасил один из рыцарей, и товарищи одобрительно загоготали.
– Только не вздумай соревноваться в прошибании досок головой, – оторвался от бумаг Бодуэн, – после прошлого раза у нас столов не осталось.
Вокруг засмеялись, сам рыцарь – громче всех, и в продолжение шутки с размаху врезал лбом по дубовым доскам, так что звякнула посуда и подпрыгнули чарки.
– Знаю! – крикнул какой-то умник. – Пусть леди Лорелея споёт!
Над столами пронёсся одобрительный ропот:
– Да-да, Грасье…
Зашелестели наряды, заскрипели лавки, ко мне поворачивались, повторяя просьбу.
Я кожей чувствовала взгляды, но не подняла головы от тарелки, только сильнее стиснула прибор.
– Я нынче не в голосе.
– Ерунда, все Грасье поют, как сирены!
– И не знаю здешних песен, – предприняла новую попытку я.
– Так спойте из родных краёв.
– Это было бы неуважением.
– Мы не из обидчивых.
Вокруг закивали, рыцари-смутьяны взялись дружно бренчать ложками о стол:
– Пой! Пой! Пой!
– Ну же, не ломайтесь!
– Уважьте просьбу!
– Не томите…
– Просто леди Лорелея боится, что мы отправимся прямиком в Небесную Обитель, заслышав сладость ангелов из её уст, – крикнул зачинщик, и все снова засмеялись.
– Или любит, чтоб её упрашивали, – вставила леди Жанна.
– Спойте гимн Праматери, уж он-то всем известен и никого не оскорбит.
Дальше отпираться было бессмысленно и рискованно. От меня не отстанут, будут повторять просьбу снова и снова – не сегодня, так завтра или в другой день. А упорные отказы рано или поздно родят подозрение. Я наконец подняла глаза и заметила, что регент опустил бумаги и тоже смотрит. Королева едва заметно качнула головой, предостерегая, но что мне было делать? Возражения лишь распаляли просителей.