* * *
Вернувшись в Фарур, чтобы ухаживать за больной матерью, Телгир из самолюбивого вспыльчивого дерзкого юноши в мгновение ока превратился в образцовую сиделку. Он мыл полы, готовил, стирал белье и с неослабным вниманием следил за учебой Улапы, которая поклялась перед кроватью больной исправить все свои неудовлетворительные оценки. Брат с сестрой на глазах у матери держались друг с другом с большой теплотой, нередко брались за руки или обнимали друг друга, но едва оказавшись за дверью комнаты фрау Телгир тут же расходились в разные стороны. Офальда тяготили его обязанности по отношению к Улапе, которая казалась ему слишком инфантильной для своего возраста, и, к тому же, была по его мнения явно глуповата. Сестра, в свою очередь, недолюбливала старшего брата, от которого еще два-три года назад нередко получала затрещины и тумаки, и о котором Леагна отзывалась как о лентяе, сидящем на шее больной матери. Но сама Ралка ничего не замечала. Она была счастлива и с удовольствием принимала заботу сына о себе. По утрам они советовались, что стоит приготовить на обед, а по вечерам вся семья собиралась в комнате больной и часами беседовала о событиях прошедшего дня, планах на завтра и прочих нередко пустяковых вещах.
Несмотря на невероятную заботу волшебным образом преобразившегося Телгира, Ралке становилось все хуже. Если в первые две недели после приезда Офальда она еще могла встать с кровати, сделать несколько неуверенных шагов по комнате или перебраться в кресло у окна, то к середине декабря фрау Телгир совсем сдала. Ее мучали постоянные боли, она плакала и кричала по ночам, и морфий, инъекции которого делал ей ассистент доктора Хлоба, участливый плохо одетый человек по фамилии Нейшт, уже не помогал. Офальд терпеливо сносил все тяготы своего положения, лишь на пару часов в день позволяя сиделке взять на себя заботу о матери. Ралка оставалась в сознании до самого конца, и беспрестанно благодарила сына за заботу, заклиная его позаботиться о своем будущем.
– Ради меня, дорогой, ради Улапы, и ради себя самого, – еле слышно шептала она. – Я должна быть спокойна за вас.
– Все будет хорошо, мама, обещаю, – спокойно отвечал сын, пожимая бледную, похожую на птичью лапу руку, и по истончившимся губам больной пробегала мимолетная улыбка.