Отец же как всегда при параде. Сидит в рубашке и брюках, с вечно идеальной осанкой. Он по жизни серьёзный мужик. Хотя в последнее время мне всё сложнее назвать его серьёзным.
– Да я же не учусь, мам.
– Это почему ещё? – мама удивлённо надувает щёки.
– Так школу я закончил, а в универ не смог пойти из-за… из-за…
Папа напрягается. До этого момента он поедал маму взглядом, будто они вместе всего месяц. Сейчас он перевёл на меня взгляд и помрачнел, скинул маску, стал самим собой.
– Из-за антропоцида, – всё-таки договариваю я.
– Так, всё, с меня хватит, – говорит папа. – Напридумывал глупостей. Нет такого слова.
– Есть такое слово.
– Учёные используют другой термин.
– А мне нравится этот. Эти твои хвалёные учёные уже давно признали, что мы жили в эпоху антропоцена, пап. Геноцид, который закончил эпоху антропоцена, называть антропоцидом я считаю более чем уместным.
– Вадя, опять ты про науку заладил. Ты…
– Да ты сам об учёных заговорил, – я перебиваю отца и закатываю глаза. Нет, серьёзно, ну уже совсем раздражает.
– Обеденный стол – не место для таких разговоров! – папа вскакивает из-за стола и кричит. – Ты расстроишь маму!
Я не сдерживаюсь и тоже вскакиваю.
– Папа, мамы нет!
Отец что-то хочет сказать, но лишь опускает взгляд. И как этот некогда непробиваемый мужик смог настолько переломиться, что стал вот таким? Жаль его, очень жаль. Психотерапевтов он менял как перчатки, но всё без толку. А после антропоцида всё стало ещё хуже.
– Она мертва уже больше года, пап. И то, что ты сидишь и делаешь вид, что всё нормально, ничего не изменит. Я создавал её не для этого, – указываю рукой на «маму».
– Она единственное, что у меня от неё осталось, – отец смотрит мне в глаза, его взгляд становится ледяным.
Я выдернул его из иллюзии, и он снова стал собой.
– Я думал, что единственное, что у тебя осталось от мамы – это я.
– Да, Вадим. Ты, – безэмоционально отвечает отец. – Я, пожалуй, пойду.
Папа растворяется в воздухе. «Мама» жуёт котлету как ни в чём не бывало. Я стою у стола как дурак. Два стула, упавшие в моменты наших вскакиваний, лежат на полу. Вряд ли они упали бы в реальности, но физика метавселенной Homeland местами имеет свои особенности.
– Прости, мам.
– Всё хорошо, Вадим. Так что там с учёбой?
– Я буду ассистентом на научной базе на Венере. Потом вырасту до научного сотрудника. Всё будет хорошо, мам. Не так, как мы хотели, но хорошо. Ты верила в меня. В мои способности. И я тебя не подведу, – я улыбаюсь, мне хочется плакать.