Закашлялся, буквально передёрнувшись
всем телом от явно отдававшего сивухой пойла. Отдышавшись же,
глотнул ещё.
- Вот же работёнка, - буркнул
мрачно, плюхаясь на стул. Поёрзал, не зная, куда деть руки.
Оглядевшись вокруг, понял, что на родном чердаке не хватает
классического кресла. Большого, кожаного и мягкого. То-то гости со
своими тронами ходят. - Врать, совращать, психологически давить, -
произнёс я в пустоту помещения. - Что дальше? Хладнокровные
убийства, казни, массовые расстрелы?
Я угрюмо взглянул на прислонённый к
стене калаш. Налёт романтики со службы в инквизиции сдувало
буквально на глазах. Теперь уже артефакт не казался мне столь
здоровской штукой. А ну как дадут приказ его использовать по
прямому назначению? Я ведь не могу просто так взять и убить кого-то
по указке сверху. Мне надо знать, что этот человек действительно
плохой - маньяк, убийца, насильник. Вот такого да, расстреляю не
задумываясь. А просто кого-то неизвестного… Хладнокровно убить?
Просто потому что это - приказ, а приказы не обсуждают?
В горле пересохло, а в висках
застучало, запульсировало тревожной жилкой. Я стряхнул пот со лба,
прикрывая глаза, не в силах разрубить “гордиев” узел противоречий,
бродящих в моей голове.
Внезапно кольцо на пальце чуть
потеплело, слегка кольнуло, и меня начало отпускать. Тело стало
ватным, глаза затуманились. Я почувствовал, как бутыль
выскальзывает из пальцев, со стуком падая на пол. Мутным взглядом
проводив тихо выбулькивающееся на пол виски, растекающееся янтарной
лужицей, вырубился.
***
Просыпался я с отчётливым ощущением
помойки во рту и под отдающийся звоном в голове настойчивый стук в
крышку люка, ведущего на чердак.
- Войдите! - крикнул я, морщась от
скрежета собственного голоса, и подумал, тихо проклиная всё на
свете: “Что за гадость Серёга притащил? Натуральная сивуха
какая-то. И выпил вроде немного, а ощущение, как будто пиво с
димедролом полночи глушил”.
С опозданием я понял, что малость не
одет, но люк уже распахнулся, и на чердак залезла вчерашняя
полуголая брюнетка. Вернее, конечно, сегодня она была уже одетая,
просто запомнил я её именно такой.
С лёгким презрением оглядев мой
непрезентабельный вид - опять в одних трусах и майке - и поморщив
носик от до сих пор витающих в воздухе алкогольных паров пролитого
вискаря, она уселась на освобождённый мною стул и, сощурив глаза,
сурово спросила: