– Врут, – отвечаю я громче, чем собиралась, и олвитанец все же вздрагивает.
– Девчонка, – с притворным изумлением тянет он. – А пыхтишь и топаешь как малец.
Все-таки слух у слепых и впрямь обострен. Посетители таверны и видели меня, и слышали, некоторые даже шли рядом через весь город, а девчонку все равно не опознали. Даже Охотник, которому полагается быть хотя бы вполовину таким же прозорливым.
Я молчу, не спуская с олвитанца глаз. Смотрю на его напряженную челюсть, на концы алой повязки, запутавшиеся в грязных волосах непонятного цвета. Он чуть разворачивает плечи в мою сторону и ждет, а мне отчего-то совсем не хочется уходить. Приближаться, впрочем, тоже.
– А бургомистр хитер. Мужики меня прогнать не смогли, так он бабу послал. Ведь вашему племени жалость и милосердие неведомы.
– Я сама по себе, – отвечаю я наконец и начинаю осторожно спускаться.
Под сапогами трещат мелкие камешки, прогибаются железные прутья. Кайо трепыхается с удвоенной силой, и я вздрагиваю и едва не падаю, когда шеи касается его холодный клюв.
Останавливаюсь и, опершись спиной на ту самую глыбу, развязываю узел на горловине мешка, который неугомонный друг и так ослабил. Да, в провалах стен все еще виднеется алое зарево на горизонте, но прямых лучей уже можно не бояться, и освобожденный Кайо черной тенью взмывает ввысь.
– Птица, – настораживается олвитанец, вслушиваясь в хлопанье крыльев, и безошибочно провожает его полет поворотом головы.
Заложив над нами пару кругов, Кайо довольно ухает и усаживается на спинку трона.
– Нормальное зверье обходит это место стороной, – продолжает олвитанец и делает неожиданный вывод: – Ведьма.
Что ж, выбирая между пастырями и ведьмами, я бы тоже приписала себя ко вторым. Но ему-то с чего так думать, да еще и улыбаться при этом столь радостно, будто у каждой ведьмы при себе по сундуку с сокровищами?
Я молчу и по широкой дуге приближаюсь к трону. Кайо заинтересованно вертит головой и шумно перебирает лапами; олвитанец медленно встает, опираясь на чуть искривленную палку. Слишком тонкую и иссохшую на вид, чтобы выдерживать его немалый вес, и все же хруста ломающегося дерева я не слышу.
– Не отрицаешь, Ведьма, – продолжает улыбаться он.
На миг забыв, что он незряч, я пожимаю плечами, но тут же спохватываюсь:
– Называй как хочешь.