– Вы уж жахните, пожалуйста, – просил Фанерный, – не подводите меня.
Между тем вся эта фанерная пинакотека тихо скулила и жалобно протягивала к нам свои простреленные десятки.
Перепрыгивая рвы и траншеи, мы с капитаном обошли этот трагический ряд мишеней.
Я чувствовал, что капитан очень жалеет их и готов пострелять, но тратить даром патроны было некапитанской глупостью.
Суер-Выер гладил слонов, жал руки офицерам. Одного простреленного душмана он много раз прижимал к сердцу. Тот был до того жалок и так мало прострелен, что мы насчитали всего 143 дыры.
– Пальните в меня, братцы! – просил душман.
Капитан не выдержал и с двух шагов пальнул ему в сердце.
А когда мы вернулись на корабль, Суер-Выер велел зарядить пушку картечью, и мы жахнули по острову.
Выстрел получился на редкость удачным: многие мишени, разбитые вдребезги, были выбиты из своих траншей.
От пушечного грома в небо взметнулась сотня тарелочек, ну тех самых допотопных тарелочек, по которым когда-то мы стреливали влёт бекасинником.
Стая тарелочек перепугала петровлодкинский дефис.
В ужасе ринулся он с поднебесья вниз и, расталкивая боками Петрова и Лодкина, встал на своё место.
– А остров Уникорн, друзья, – рассказывал Суер-Выер, – открыт ещё в пятом веке до новой эры капитаном Ктессом. Но сейчас это открытие считается недействительным, потому что эра – новая.
– Новая? – удивился лоцман Кацман. – С чего это она такая уж новая?
Капитан неожиданно закашлялся. Он явно не знал, что сказать. Прищурившись, внутренним своим взглядом рассматривал он нашу новую эру, но ничего такого уж особо нового в ней, кажется, не находил.
– Ладно тебе, – толкнул лоцмана старпом, выручая капитана, – сказано тебе: новая – значит, новая, сиди и помалкивай.
– По большому счету, э… – продолжал Суер. – По большому счету, э… надо бы снова открыть этот остров.
– Ну давайте откроем, сэр, – сказал Пахомыч, – чего тянуть? Плевали мы на эру…
Остров Уникорн сам открылся нам издалека.
Подобный многоэтажному торту, лежал он среди океанских гладей, и, как марципаны, то там то сям торчали и блистали розовые везувии, а вместо сливочных роз пышно вздымались пальмы.
Никаких серпилий, к сожалению, видно не было. Вместо листьев с пальм свешивались запятые, а также буквы «икс» и «игрек».
– Запятых да игреков, пожалуй, не нанюхаешься, – задумчиво сказал Кацман.