Женщина вставала спозаранку и принималась за работу, не ожидая понуканий и назначений.
– Мои сестры, – сказала она однажды Сюю, – хотят к нам прийти взглянуть на нас.
Сюй выразил опасение, что второпях ему нечем будет принять гостей.
– Ну, все они знают, – возразила молодая, – что у нас в доме небогато, и заранее пришлют все съестное. Надо только попросить сестрицу нашего дома взять на себя труд сварить и состряпать это!
Сюй сказал жене. Та изъявила свое согласие. И действительно, после утренней стряпни пришли люди с вином и разной снедью, сложили все это с коромысел[127] и ушли. Жена принялась за исполнение обязанностей повара. После полудня пришли в дом шесть-семь женщин, из которых самой старшей было не более как около сорока. Они уселись в кружок и стали вместе пить, наполнив всю комнату раскатистым смехом.
Жена Сюя, притаившись под окном, разглядывала их, но видела только мужа и Седьмую, которые сидели друг против друга и пили. Остальные же гости были в углу комнаты, невидимы. Северный Ковш[128] уже повис в углу комнаты, когда они наконец с криком и шумом ушли.
Молодая пошла провожать гостей и еще не возвращалась. Жена вошла в комнату и увидела, что на столе стоят чашки и подносы, совершенно пустые.
– Эти холопки, кажется, все были голодны. Ишь ведь их вылизали как: словно собака гладкий камень!
Вскоре молодая вернулась и стала ласково-искренне благодарить ее за труды; вырвала у нее из рук посуду и стала мыть сама, торопя законную жену идти и мирно себе ложиться спать.
– Гости приходят к нам в дом, – говорила ей жена, – а мы допускаем, чтобы они сами припасли, что пить и есть… Не смех ли это? На днях их нужно будет еще раз пригласить к нам!
По прошествии нескольких дней Сюй исполнил слова жены и велел молодой снова позвать гостей. Те явились и принялись есть и пить вовсю. Однако оставили четыре подноса, не прикоснувшись к ним ни ложкой, ни палочками. Сюй поинтересовался, что это значит. Девы засмеялись:
– Ваша супруга думает, что мы злые. Вот мы и оставляем нарочно для нашей стряпухи.
За столом была одна девушка лет восемнадцати-девятнадцати в башмаках из некрашеного холста и в белом грубом платье.
– Это молодая вдова, – сказали Сюю.
Ее звали Шестой. В ее живости и манерах была очаровательная красота. Она любила смеяться и умела говорить. Знакомясь с Сюем все ближе и ближе, она стала над ним смеяться и острить. Установили чарочное правительство