– С двумя? Тьфу ты, ни стыда, ни совести! Совсем девки ополоумели. Вот в наше время такого не было.
– Не было, не было, – поддакивают остальные собеседницы.
Чертово колесо! Чертова коляска! Чертовы бабки и их ядовитые языки! То глухими и слепыми притворяются, а то все видят, все слышат, еще и придумают с три короба. Оставляю на минуточку коляску в покое.
– Подержите Егорку, пожалуйста, – сую сынишку тете Нюре – самой молодой из сидящих здесь женщин, от того и язык не поворачивается назвать ее бабушкой. Она больше всех из присутствующих здесь вызывает доверие. Я же снова иду вызволять несчастный транспорт из заточения.
– Ой, какой хорошенький мальчик. А куда это наш Егорка пошел? Гулять? А папа твой где? Дома? – приторно ласковым голосом залилась тетя Нюра, усаживая малыша себе на колени.
Как хорошо, что сын говорить не умеет. Лупает глазенками на незнакомые лица, хмурит бровки, но молчит, не боится чужих людей.
Надо бы отмолчаться, но природная вежливость…
– На работе наш папа, – отвечаю за сына, давая новую пищу для сплетен.
– Да ты что? Устроился? А куда, а кем? А зарплата хорошая?
– Охранником.
Большим делиться не хочется. Пусть пытают самого Виталика, как только увидят. Хотя у него с ними разговор короткий – не ваше дело и все. Это мне приходится быть вежливой, чтобы вот хотя бы так с Егоркой помогли.
– Варюша, а у тебя дед каких кровей был?
Ох, как ты мне дорога, баба Зина! Да что бы я еще хоть раз помогала тебе сумки с гречкой из магазина тащить! Не дождешься!
– Русский он, русский, только черноволосый и кареглазый.
– А ты в кого тогда такая светлая?
О, боже, дай мне силы!
– Вы не переживайте так, баб Зин. Егорка мой сын. Мой и Виталия. А то, что он черненький, так это у природы надо спросить, она краски–то раздает.
Бабульки о чем–то зашушукались между собой. До меня донеслись только жалкие обрывки: «врет, нагуляла, а всем теперь лапшу на уши вешает».
– Знаете что? – от злости и раздражения меня заколотило, и я с трудом сдержалась, чтобы не выплеснуть яд в ответ на домыслы. Вместо этого после глубокого вдоха развернулась к местным сплетницам с милейшей улыбочкой на лице. – Услышал бы вас сейчас мой дед, он бы вас валенком отходил за сплетни, честное слово!
– Почему валенком? – вытаращила на меня черные как уголь глаза тетя Нюра, от удивления перестав качать моего сына на коленке.