ЧуДоРеМия - страница 20

Шрифт
Интервал


История тяжелая, оценки давать сложно, много ребят получили ранения, хорошо, что никого не пришлось отправлять домой в цинке. Правда, наёмников полегло в два раза больше, чем всех ребят, охранявших дорогу…

– Только прибыли в часть, понимаешь, ещё не успели толком помыться, оправиться, а батальон на плацу выстроили. Молодёжи тогда пригнали, слонов необстрелянных десятка три, и вот майор выходит и начинает лекцию читать, как он воевал и охранял дорогу. Японский мотороллер. Вот здесь у меня крышу и снесло. Не знаю, что в голове произошло, только начал этого недоделанного командира бить…

Георгий в момент этого рассказа, всё время проглатывал слюну, делал паузы, пытался подобрать слова. Речь его была прерывистой и взволнованной. Лицо покраснело, глаза забегали, кулаки сжались…

– Я сломал ему ребро и ещё выбил зубы. Японский мотороллер. Когда меня вызвали к комбату, думал всё, хана, дисбат и тюрьма. Он меня выслушал, и произнёс только одну фразу: «Ты поступил правильно, но нужно было иначе, после построения, как к нему теперь будут относиться вновь прибывшие, какой он теперь командир?» Понимаешь, японский мотороллер. Потом как мне врезал в солнечное сплетение, чтобы усвоил урок. В разведке это главное наказание. Я присел на корточки от боли. Командир у нас богатырь, кулаки как кувалды. Стою около кабинета комбата пытаюсь очухаться, а тот вызвал майора. Слышу, тупые удары по телу и хрипы, думаю: «Хана майору». Больше его в части не видели. Отправили в госпиталь, легенду придумали, что ночью его местные отмутузили. Понимаешь? Первого июня собираемся с ребятами, отмечаем день рождения своё, второе. Вот так вот.

Георгий надолго замолчал… Пауза длилась минут тридцать, от разговорчивого и приветливого парня не осталось и следа, чувствовалось, как он переживает…

– Вот так вот, японский мотороллер. Вот так… – произнёс напоследок автомобильный знаток.


Я родился в СССР

Встречаются такие умные попутчики, что иногда диву даёшься, сколько человек всего знает, какую интересную жизнь прожил. Гарик подсел к нам на какой-то неприметной станции и с первых минут захватил всё внимание. Он рассказал про свою беспартийную жизнь в далёкие советские времена, поведал нам о том, почему он не стал врачом, а стал знаменитым музыкантом-баянистом, как судьба его привела в консерваторию, а затем в институт, как он получил звание профессора.