Дома во Владивостоке она обо всём хотела рассказать маме, но то ли возраст и девичья скромность, то ли отсутствие отцовского воспитания не давали ей сделать этот шаг. Настя рисовала лицо старика по памяти. Он ей особенно удавался. Нашла детские рисунки и начала сравнивать, отличия были, но как они были похожи…
Как это ни странно, но дальше история развивалась по стандартному сценарию. Мама сильно захворала, а перед смертью рассказала о своём молниеносном флирте в Анапе с местным художником, в которого были влюблены все девочки-вожатые. Когда Настя принесла и показала маме рисунки, та заплакала и больше не проронила ни слова.
После похорон Настя, не задумываясь, полетела к отцу. Она медленно подошла к нему и попросила нарисовать свой портрет. Художник несколькими штрихами обвёл контур и приступил к работе, а героиня начала рассказывать о своей маме, назвала её имя… Седовласый старик чуть прищурился и сказал:
– Она из Владивостока к нам приезжала.
Девушка расплакалась и призналась, что он её отец. Они обнялись.
– Ты у меня девятая, – сказал скромно старик, – У меня восемь детей, значит ты девятая и самая младшая.
Кукушка
Идём по тропе, рюкзаки за плечами, впереди нас ждёт неделя прекрасной, первозданной природы, море цветов, горы, водопады, чистейшие родники и радость от того, что есть ещё на земле места, где хочется вздохнуть полной грудью и не бояться пробежаться босиком по росе. Группа растянулась. Но по традиции, чтобы не заплутать, перекликаемся. Вот я, например, неплохо имитирую кукушку. Бывает даже так, что на моё «о-у, о-у» откликаются настоящие пернатые или ещё забавнее, кто-то из группы начинает считать, сколь дней будет хорошая погода. Женька же неплохо имитирует зяблика, что-то похожее на «ауть, ауть».
Вот мы друг с другом и перекрикиваемся. То я кукушку сымитирую, то он откликнется зябликом. Так мы шагаем по тропе, а впереди небольшое поселение, домов десять, не больше. Брошенные дома с заколоченными окнами, есть и погоревшие. Одна тоска зелёная, а не деревня. Время раннее, ещё шести часов нет, только первые лучи солнца появились, да роса упала. Тихо идём, изредка кто-то камень ногой ковырнёт, шороху наделает. Птички поют, здорово так, и радио не надо. Природа только оживает.
Решил Женьку кликнуть, прокукукал раза три-четыре, а он рядом идёт. Взглядом так зыркнул, будто произнести хотел, чего, мол, волны создаёшь, не видишь: все на месте. А в этот момент из дома дед выходит, борода белая, широкая, словно лопата, шевелюра густая, взлохмаченная, глаза большие, словно небо в них разлилось.