Чем чёрт не шутит. Том 2 - страница 24

– Ладно, что бы и как бы там ни было – всё это определяется понятием: «Ого́»!!! – глубокомысленно, произнёс Ильич, и добавил: – А ты – Пешков, вышел не в ферзи, а в Горькие, от которого остался лишь призрак! Запомни, что человек – это звучит гордо, когда это Человек с большой буквы – равный Ницшеанскому Сверхчеловеку! А я и того больше!! Глупый попик обыгрывал в шахматы великого Франсуа Вольтера. «Железный шахматист», внутри которого сидел карлик, обыграл в шахматной партии Наполеона Бонапарта. Но это всё мелкие недостатки Великих людей, – людей, которые мне и в подмётки не годятся! А потому, мои недостатки и вовсе микроскопичны, тогда как мои достоинства – непомерно велики и несопоставимы ни с кем в истории человечества! Мои неудачи в шахматах спиши на каверзы судьбы или на то, что в любом правиле есть исключение!

– Ты не гляди, что я – призрак, ибо и в глаз и в ухо так дать могу, что мало не покажется! – грозно предупредил призрак, но не смог удержаться, чтобы вновь не излить словесную горечь в уши Ильича: – Да, я после своего литературного псевдонима «Иегудиил Хламида», будучи тогда в теле (но отнюдь не толстым), взял псевдоним «Максим Горький», ибо максимально горько мне было смотреть на все мерзости и безобразия Российской жизни, да ещё и писать о её ужасах и кошмарах! Кроме того, что литература – очень трудное, даже мучительно трудное дело, так ещё писать приходилось о том, что другой бы постарался забыть, как страшный сон! Но я считал, что это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать её из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной! Считал, что не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт всё-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растёт доброе – человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой. Своим рассказом «Рождение человека», откуда выпорхнуло моё крылатое изречение: «Превосходная должность – быть на земле человеком», я старался развеять общественный пессимизм от утверждения Леонида Андреева о том, что страдания матерей ничем не оправданы, так как рождаемые в муках дети обречены на бесцельную и бессмысленную жизнь. Старался я своим рассказом и статьёй «Издалека» «заткнуть» не только его, но и вторившего ему Арцыбашева, заявлявшего, что лучше людям совсем не появляться на свет, чем рождаться на жизнь несчастную и бесцельную. Ты меня убеждал, что большевистский переворот приведёт к коренному улучшению жизни масс. В 1924 году мне даже показалось, что так оно и будет, что из перепаханного пласта скотской дряни будут изъяты все корни зла, будет посеяно доброе вечное, будут заботливо культивироваться ростки доброго – человечьего. В двадцать четвёртом я писал Федину: «Вот – люди наших дней… Я читаю их письма, вижу, на фотографиях, их донские, кубанские, нижегородские рожи и, знаете, радуюсь. Удивительный народ. Всё поглощающий народ. Толк – будет». А когда приехал, то убедился, что большевистская партия всю народную почву (хуже, чем в асфальт закатала) оцехлила и накрыла своим мрачным железобетоном, из-под которого долго ничего доброго – человечьего не прорастёт. А прежде выросшее, рубится или садится по зонам и казематам. Вот и верь теперь всем этим подложным письмам, глянцевым фотографиям и всей Советской пропаганде, в дело которой внёс лепту и я. Эх, ёб мою «Мать», которая призывала к революционным свершениям, нагромоздившим всё это сверх меры!!! Да, буржуазные родословные в третьем поколении полностью деградируют по закону вырождения, но хотя бы в первом поколении они выходили в люди, были по классификации Чао «обыкновенными человеками», даже «На дне» оптимистично звучало: «Человек – это звучит гордо!» А теперь, в СССР, слова: «человек» и «товарищ» – звучат пустозвоном, ибо относятся к морально низким и придавленным людям, играющим роль винтиков и щепок, под очень низкими и мрачными сводами большевистского железобетона. Да, в сравнение с этим, Богданов, Базаров, Алексинский, Луначарский и ученики их школы, строили «воздушные замки» мечты, думая, что занимаются богостроительством. И я внёс в это дело, в седьмом и девятом годах, свои «воздушные», как мыльные пузыри, лепты: «Исповедь» и «Разрушение личности». Но это было меньшее из зол, в сравнение с тем, что я, по твоему наущению, порвал с ними, и соблазнился более тяжким грехом: внесением тяжкой лепты в строительство вашего железобетона – железобетонной системы правления! Вот так, что называется, скинул камень с души, и гору с плеч, в это поганое дело, а на деле вышло, что теперь и этот железобетон мне душу давит, больше, чем камень душу и гора плечи давили, точнее говоря: куда как больше, чем «башня вавилонская» давила плечи при богостроительстве! Так что сладким, от жизни советского народа, я не стал, хотя Сталин и партия пытались мне подсластить и даже яду подсыпали в сладкое – в торт!