Чем чёрт не шутит. Том 2 - страница 55

Шрифт
Интервал


Яков, как на духу и одним духом, скороговоркой, вкратце, сообщил Фотиевой суть проблемы, добавив лишь то, что Ильич мог бы сам ей о них двоих рассказать на Капри, и попытаться обмануть её, назвав себя Яковом, а его, выдав за Ильича. Но побоялся, видимо, что она стала бы дотошно выяснять, кто есть кто: измерять и рассматривать их причинные места (причиндалы), и таким образом, разоблачила бы обман! – Ильич-то свою Родину «на хую видал», и хуй его ты знаешь, как свои пять пальцев! А вот у меня на хую не Родина, а родинка, и хуй мой заметно больше Ленинского, но этого ты, в угаре страсти, в Горках не заметила, а Ильич мне на это указал, когда мы с ним на Капри девок тешили! Я дал согласие на поездку с тобой, ради отпущения грехов на Святой земле, коих у меня скопилось не мало! Как видишь, исповедь моя тому подтверждение, а если бы с тобой от начала до конца был Ильич, то Якову бы здесь делать было нечего, тем более так бешено себя вести! А будь я Ильичом, то не стал бы его защищать, а на себя наговаривать! Не за сокровищами твоими этот убийца пришёл, а жизнь твою отнять хочет, на первой рее повесит за то, что ты хитростью осталась-таки между ним и любимой его Еленой! Хочешь, чтобы я тебе свой хуй с родинкой предъявил, как удостоверение моей личности с печатью, доказывающее, что мои слова не хуйня?! – чистосердечно, произнёс Яков. Вдобавок, Фотиева услышала весьма убедительные угрозы в её адрес со стороны Ильича.

– Ой, нет! Но что делать?!! – не находила себе места Фотиева.

– Беги и укройся в гальюне, ибо Ильич сейчас нагрянет в каюты, для расправы над тобой! Я его успокою, скажу, что ты, в панике, бросилась за борт, и уже скорее всего находишься на дне, где тебе, якобы, и место! Тебе сейчас главное не попасть под его горячую руку, тем более с огнестрельным оружием! Беги, я тебя прикрою и остужу ему голову, если потребуется, то и холодным оружием! – сказал Яков, указывая взглядом на брошенный на палубе нож судового кока, не менее надёжный в этом деле, чем морской кортик.

Фотиева, не раздумывая, бросилась в гальюнное укрытие. А Яков, не мешкая, зашёл в её каюту и выволок оттуда на верхнюю палубу, набитые церковными ценностями: два саквояжа и рюкзак! Он успел привязать толстой леской этот ценный груз к попавшимся под руку пяти спасательным кругам, как бригантина сильно накренилась, по ходу, на левый борт, что дало возможность Якову соскользнуть по палубе и легко переправиться за борт, вместе с подготовленными к сплаву ценностями. Ильича же крен судна застал в тот момент, когда он, со словами: «сука подкабельно-корабельная, надуть меня решила?! Думаешь я тебе мыльный пузырь – лопну и никаких последствий?! Да ты у меня сейчас будешь пузыри пускать! Занимайся там своим надувательством, раз оно тебе по вкусу…», превозмогая боль в паху, пытаясь идти морской походкой по качающейся палубе, направился было устроить Фотиевой каюк в её каюте. Однако, опасный крен судна кардинально изменил план его действий и быстроту их выполнений. С ловкостью морского краба, Ильич добрался до штурвала судна. Мимоходом, он увидел злорадное для него зрелище – как перекувыркнулась через борт и скрылась в морской пучине Фотиева. Вдохновлённый этим зрелищем, Ильич мощно и радостно крутанул штурвал в противоположную крену сторону, рассчитывая, что это будет сродни повороту колеса Фортуны в лучшую для него сторону – в сторону достижения любимой Елены, а не чуждых ему берегов или морского дна. Но пофартило ему далеко не во всём, ибо бригантину качнуло на правый борт столь сильно, что Ильич, не удержавшись за штурвал, и не устояв на ногах, грохнулся о верхнюю палубу, пробил в ней дыру головой, и, от удара, потерял, по привычке, сознание.