– Как у него получилось, лид? – деловитый вопрос задала Ссака, ставя рядом со мной очередную кружку уже нихрена не бодрящего сурверского кофе и усаживаясь на один из раскладных стульев.
Я с неохотой оторвался от рассматривания больного подводного мирка и повернулся к наемнице:
– Что получилось?
– Да все это… как долго мы знаем о Монкаре? Пару дней? Неделю? Уже не помню. Но… ты только погляди, сколько куч гнилого дерьма он сотворил! Мутатерр там наверху – безумный больной проект, что поставлен на холостой ход и заброшен. Теперь здесь… я помню про Эдиториум… подводный наукоград, прибежище всех светлых умов человечества, спасительная надежда для погибающего мира… И этот подводный город строился с таким масштабом, чтобы в случае глобального катаклизма суметь приютить в себе немало гражданских гоблинов. Город должны были отбуксировать на большую глубину…
– Миль на сорок дальше от побережья, – кивнул я. – Туда, где начинаются настоящие глубины… вроде как…
– И вот итог… как так, а?
– Я не могу вникнуть в вопрос.
– Как ему удалось сотворить столько дерьма… и остаться безнаказанным? Он испоганил уже существующее…
– Он прошел главную проверку Эдиты, – буркнул я. – И с тех пор боится только одного – еще одной проверки. Но до этого момента ему можно делать все что хочется. И даже очередная проверка не изменит главного факта…
– Не поняла.
– Монкар – стопроцентно ее фигура. Фигура Эдиты на ее шахматной доске.
– А шахматы тут причем?
– Мы все играем в шахматы, – усмехнулся я и сделал большой долгий глоток кофе. – Каждый день мы двигаем фигуры на клетчатом поле. Ты в курсе, почему шахматы так популярны, Ссака?
– Игра, развивающая стратегическое мышление…
– Не… На самом деле потому, что эта игра вселяет веру в свои войска и ресурсы.
Выдернув из кармана разгрузки один из магазинов, я выщелкнул из него пару патронов и кинул их наемнице. Выщелкнув еще два, я катнул их по пыли, затемняя блеск металла, и поставил стоймя на своем краю небольшого столика. Понявшая мой посыл Ссака выставила свои два патрона напротив моих. Кивнув, я продолжил:
– Эти две фигуры – твои. Твои до самого конца. Делай с ними что хочешь. Можешь вообще не трогать, а можешь послать на смерть так же, как я посылаю вас всех. Как ни крути, но каждый из нас каждый сучий день делает новый ход. Все мы постоянно ведем свою игру. И при этом сами являемся чьими-то фигурами на чужой игровой доске. Вот только есть огромная разница между шахматами и реальной жизнью. И эта разница в том, что чаще всего ты нихера не уверен в своих фигурах – они серые, понимаешь?