– Мы с тобой – отличная команда, – вымученно улыбнулась я, но Богданов не отреагировал на нашу присказку – он был слишком расстроен.
Дальнейшее я запомнила смутно: Андрей вытирал меня, осторожно, как хрупкую вазу, нес в комнату, натирал кожу каким-то кремом, надевал на меня одну из своих футболок.
– Выпей, – у моих губ появился стакан с водой, – я растворил там две таблетки обезболивающего.
– Лучше принеси мне водки.
– Нет. Алкоголь расширяет сосуды.
Дались ему эти сосуды! Можно подумать, если завтра я проснусь с нормальными, нерасширенными сосудами, моя жизнь станет прежней! Все перевернулось, мне плохо, как же мне плохо…
Это случилось. Реальность произошедшего нахлынула, накрыла меня с головой. Я рыдала, зло, с подвываниями, а Богданов обнимал меня.
– За что? – скулила я. Боль все не отступала. Мне казалось, я умираю, горю за живо, и никто уже не сможет помочь мне, – за что? Я же ничего плохого никому не сделала!
Меня трясло. Андрей укрыл меня одеялом, но продолжал обнимать. Сквозь накатывающий сон я слышала его слова:
– Прости меня…Пожалуйста, прости, что меня не было рядом. Я бы за тебя умер, клянусь. Я никому больше не позволю тебя обидеть…
Тьма навалилась очень резко. Кажется, в воде было еще и снотворное.
Моей первой мыслью при пробуждении было банальное: «Это сон, всего лишь страшный сон!», – но ломота во всем теле – такая, что я еле-еле заставила себя подняться с постели – доказывала, что все случившееся – правда. Я подошла к зеркалу. М-да… синяки напоминают чернильные кляксы, но ничего, одежда их скроет, а вот лицо…пройдет несколько дней, прежде чем спадет эта отечность.
Андрей уже не спал, а, судя по звяканью посуды, готовил что-то на кухне. Бредя по коридору, я невольно подумала: «Если он спросит, как дела, как я себя чувствую – значит, это не тот Богданов, которого я знала».
– Даша, – сказал он, тревожно окинул меня взглядом и выдвинул стул, – садись, будем завтракать.
Я хотела улыбнуться, но мышцы как будто задеревенели. И дело было не столько в синяках, сколько в моем собственном нежелании улыбаться. Какая-то часть меня – веселая, позитивная – умерла прошлой ночью.
– Звонила твоя мама, – настороженно сказал Андрей, – с утра к ней заходил Артем, сказал, что ты у «какого-то лучшего друга». Просил мой адрес. Вера Алексеевна его не назвала.