Хари бродил по залитому солнцем каменному кругу, внутри которого искрился пруд, питаемый двумя совершенно одинаковыми водопадами. Творец этого уголка потрудился на славу: лишь едва уловимый запах хлорки да убежденность в том, что природа никогда бы не расположила камни с таким глубоким вниманием к удобству человека, выдавали его искусственное происхождение.
Хари ходил взад-вперед, садился, вставал. Пару раз он порывался отправиться в пустыню, навстречу пронизывающему ветру и бесплодным кучам шлака и отходов с окрестных шахт, но каждый раз на границе искусственного оазиса Вайло он останавливался, возвращался к пруду, и цикл начинался снова. Хари задумчиво глядел на покрытую токсичной грязью пустыню, представляя, как бредет по ней между кучами промышленных отходов и каждый шаг приближает его к мертвым скалам на горизонте. Да, вряд ли скитания по отравленным пустошам принесут ему облегчение, но и хуже ему от них не станет, это он знал наверняка.
«Да не переживай ты так, – говорил он себе снова и снова. – Не умерла же она, в самом деле». И каждый раз что-то темное в глубине его души отзывалось – а может, лучше бы умерла. Или если бы умер ты.
Если умрет она, его раны начнут затягиваться; если умрет он, то ему будет все равно.
Черт, ну где там Вайло?
Хари терпеть не мог ждать, всю жизнь. Когда ждешь, волей-неволей начинаешь думать, а в жизни Хари было слишком много такого, о чем он предпочитал даже не вспоминать.
Он завертел головой в поисках чего-нибудь, чтобы отвлечься. Взгляд с надеждой остановился на искусственном утесе, по которому стекал водопад, – может, подъем по скользкой от воды пятидесятифутовой каменной стенке поможет ненадолго забыть о Шанне?
Такой тактики он придерживался со дня их развода: заниматься делом. Не давать себе думать. Вернее, думать о чем угодно, только не о ней. И эта тактика ни разу его не подводила, она работала. С ней он проводил целые часы и даже дни, а один раз прожил неделю без единой мысли о Шанне.
Но беда в том, что он всегда был хорошим тактиком и никуда не годным стратегом. Вот и сегодня он чувствовал, что, выиграв все битвы, проиграл войну.