Прислонившись спиной к стволам старых лип, мы стояли напротив друг друга, обоим было грустно.
– Какие старые липы, – тихо проговорила она. – Сколько же им лет?
– Не знаю, – ответил я, – наверное, старше нас с тобой.
Она не улыбнулась, будто не слышала моих слов и думала о чем-то своём.
– Жаль, что сейчас лето, а не осень или весна. Тогда мы посадили бы здесь молодые деревца. Например, березы. А лучше липы…
– Хорошо, что сейчас лето, а не осень или весна, – не согласился я с нею.
– Почему? – удивилась она.
– Ни осенью, ни весной ты бы не приехала в нашу деревню, и мы с тобой не встретились…
– Верно, – согласилась она, – мне даже думать об этом страшно.
– Мне тоже…
– Как я рада, что приехала сюда. Отец звал с собой в Ленинград, а я решила ехать в деревню, к бабушке.
– Не жалеешь об этом?
– Нет, не жалею…
Она замолчала и задумалась. Легкий ветерок трогал её распущенные волосы. Рукой она то и дело откидывала их назад, всё так же стоя спиной к дереву. Я приблизился к ней, взял её за плечи и медленно поцеловал. Она не шелохнулась, не отстранилась от меня, только прикрыла глаза длинными ресницами и несколько мгновений спустя тихо проговорила:
– Ты почувствовал, что сейчас меня можно поцеловать?
Я ничего не ответил, держал её за плечи и вдыхал аромат её волос. И весь мир, со всей его жизненной суетой, отдалился от нас, и звуки его будто погасли.
Из низины от Разбойного ручья всё тянул влажный ветерок, по-прежнему шевелил её волосы и уносил густой запах свежего сена к деревне, где уже смолкли людские голоса, стихло мычание коров, лишь из-за огородов, от мельницы, доносился гул падающей с высоты воды, да где-то, ещё дальше, прорывалось сквозь этот гул ржание лошади, звавшей к себе отставшего жеребенка. Закат угасал. Последние лучи окрашивали высокие редкие облака в розовый цвет. Первые звезды протаивали на восточной части неба. Она словно почувствовала их тихий свет, медленно подняла глаза и взглянула на звезды:
– Как жаль, что ты уезжаешь…
– Я буду писать тебе письма.
– Не надо. Я и так буду помнить о тебе. И ждать…
Ресницы глаз её дрогнули. Она внимательно посмотрела на меня, снова прикрыла глаза и поцеловала.
Над нашими головами под легким ветром шумела листва лип, и шум её, теперь уже такой знакомый, впервые казался грустным…
Помню, с каким нетерпением юности стремился я до встречи с ней в незнакомый город. Теперь мне всякий раз трудно покидать родную деревню, но тогда я с легким сердцем уезжал из дома. Лишь мысль о разлуке была тревожной и неотступной. Я старался гнать её прочь от себя, пытался успокоиться мыслью, что расстаёмся ненадолго. Но кто из нас, живущих в нашем беспокойном изменчивом мире, может, прощаясь, с уверенностью сказать о предстоящей встрече? Будет ли она? Человек предполагает, а бог располагает, говорят в таких случаях…