Честно говоря, я не особо заморачивалась над идеями сближения, прибегая к стандартным женским уловкам, которые частенько использовала с ровесниками.
Но со зрелым мужчиной ничего не работало. Все хитрости, которым меня научила жизнь, оказались бесполезными.
Костя, словно читал мои мысли, я была для него открытой книгой. Это напрягало, обезоруживало меня.
Казалось, что мне связали руки, лишили возможности принимать решения. Мое влечение к Косте стало похожим на какую-то манию.
Наши разговоры звучали однообразно, словно их прописал скучный автор. Ни одного намека на флирт или юмор.
– Кость. У нас все в порядке? – периодически спрашивала я, оставаясь с ним наедине.
– Конечно! – спокойно отвечал он, но его взгляд был далеко.
– Ты сам не свой! – я не хотела сдаваться.
– Не обращай внимания! – ответы Кости были чертовски похожи друг на друга, – заработался.
– Как не обращать на это внимание? – в эти моменты мой голос срывался, – ты потерял ко мне интерес!
– Не выдумывай, Оль! – мужской тон был невозмутим, – все в порядке.
– Тебе надо отдохнуть, – упрашивала я, но всякий раз получала отрицательный ответ.
Все это продолжалось около месяца. Каждые выходные я бродила по впискам, где подсознательно пыталась найти замену тем чувствам, которые казались остывшими и бесполезными для сердца.
Разумеется, ничего подобного отыскать на пьяных вечеринках у меня не получалось, но я продолжала вести разгульный образ жизни, словно это могло как-то помочь мне.
Парни активно спаивали меня и всячески окружали вниманием. Наверное, им казалось, что я – та самая “девочка-стопудняк”, которую можно напоить и воспользоваться открытым доступом.
Горящие мужские глаза были прикованы лишь ко мне и моим безудержным танцулькам, в которых я буквально ходила по краю, изображая легкий стриптиз.
Но никто так и не смог добиться моего расположения, даже под этим алкогольным дурманом.
Все приставания пресекались на корню, и я тупо ложилась спать в отдельной комнате, со скандалом отгоняя от себя сексуальных охотников.
Эти гулянки казались мне протестом, который я выражаю Косте и его равнодушию, несмотря на то, что он ничего об этом не знает.