– Но вы же сами сказали мне собрать все свои вещи.
– А разве вещи собирают только при увольнении? В вашу умную головушку не приходит больше никакая мысль? Так, Ольга Геннадьевна, не тратьте мое время зря, мне еще подниматься на пятый этаж, с отчетом к генеральному. Так что, жду вас через пять минут в своем кабинете.
Что Геннадий Павлович хотел этим всем сказать? К чему эта секретность? Что, не мог мне сейчас обо всем рассказать? Зачем так жестоко терзать меня ожиданием?
– Что, допрыгалась козочка? Увольняют тебя, бесстыжую? – На глазах у изумленных коллег, я выгребла все свои личные вещи (канцтовары, запасную косметику, фотографию с родителями и бывшего парня, так и не расставленные талисманы любви, данные Юлей) в одну большую бумажную коробку, когда ко мне подошла Мария Ивановна. – Так-то вот, бегать за чужим, занятым мужиком. Поделом тебе.
Эх, наш «добрый» Божий одуванчик – Мария Ивановна.
– Не понимаю, о чем вы, Мария Ивановна? – изобразила непонимание я, состряпав равнодушную моську. Хотя, если честно, до жути как мне сейчас перед ней стыдно за свое поведение в уборной.
– Ой, не понимает она. – Съехидничала женщина. – Что ж ты не Геннадия Павловича привораживала? Поди, так бы не уволил тебя.
– О вас думала, Мария Ивановна. Ведь никому не секрет, как вы по нашему начальнику сохнете.
Мария Ивановна тут же потупила свой взгляд, отвела глаза в сторону и впервые не ответила мне каким-нибудь ехидным словом, так как последнее слово во время нашей ссоры всегда оставалось за ней. Значит, я попала в точку – Мария Ивановна влюблена в нашего уважаемого и, кстати, женатого, Геннадия Павловича.
– Аривидерчи! Не скучайте по мне так сильно, сюда я больше не вернусь, и ухожу от вас совсем недалеко. Меня повысили и переводят наверх, поближе к начальству. А вам я желаю лишь удачи!
Ох, как грандиозно я ухожу, так торжественно, прям на зависть всем коллегам. И, кажется, я чуточку переиграла. Какой нафиг вверх? А почему не на первый этаж, где одни лишь уборщики и комфортного рабочего стола-то вовсе нет? Черт дернул за язык, сказать всем, что меня повысили.
Ослабленными от волнения ногами, я побрела в кабинет Геннадия Павловича, где собственно будет решаться моя дальнейшая судьба, и именно от него будет зависеть мой план на оставшийся, сегодняшний день: или я сегодня в гордом одиночестве напьюсь с горя и со стыда, а завтра в первую половину дня проведу в постели с мучительной головной болью, так, что умереть захочется, и банкой оживительного рассола, или культурно выпью шампанского в кругу самых близких и преданных мне людей. Итак.