– Мы должны проживать определенное время, свое время, которое должно заканчиваться, иначе жизнь наша теряет ценность. Время имеет удивительную способность – оно действует на наши воспоминания так же, как пыль на отражение в зеркале. Поначалу мы видим себя четко, но чем больше пыли садится на зеркало, тем туманнее становится изображение, теряется резкость, и мы уже не воспринимаем увиденное так, как есть на самом деле. Не замечая, как зеркало медленно покрывается пылью, постепенно привыкаешь видеть себя искаженного. По такому же принципу, незаметно глазу, время притупляет негативные воспоминания. Какие-то тяжелые фрагменты, картины, которые пытается хранить наша память, по прошествии времени становится все сложнее и сложнее представить, мы видим их размыто, и возникает вопрос, было ли это так, как мы помним… Это свойство времени помогает людям жить, оберегая от неприятных эмоций. Тем не менее эта же самая особенность времени избавляет наши жизни и от приятных воспоминаний, тех, что мы стремимся сохранить в памяти навсегда. Так мы забываем лица любимых людей, смутно можем воспроизвести в голове события, что когда-то радовали нас. Значит ли это, что время мешает жить, забирает что-то ценное, предлагая только призрачное настоящее, именно призрачное, ведь мы не заметим, как и оно станет прошлым, которое обречено быть затерто временем…
И неужели в зале найдется хоть кто-то, кто скажет, что смысл нашей жизни в бесконечном существовании? Нет, господа, смысл в чем-то совсем другом. И пусть не сейчас, но позже, я знаю, вы все придете к этим мыслям, которые не дают покоя мне последние 30 лет, вы вспомните мои слова и поймете, что я был прав.
Собравшиеся не спешили с выражением собственного мнения, все внимательно слушали выступление Даниэля, больше походившее на диалог с залом, нежели на монолог, хотя больше никто из присутствующих и не высказывался.
В конце собрания было принято решение отложить обсуждение на следующий день.
Уже дома Даниэль вспоминал выступление: реакции людей, гениев в своих областях, их растерянные лица и глаза, полные страха, смотрящие сквозь прожитые ими годы. Начался необратимый процесс зарождения идеи новой жизни. Каков бы ни был исход, избежать распространения этой мысли теперь уже было невозможно.
На следующий день собрание началось с выступления представителя комитета этики – тучного мужчины, напоминавшего скорее обугленную грушу, нежели человека; с залаченными черными волосами. В руках у него была трость, которую он носил для солидности, как, впрочем, и очки с простыми стеклышками, но ни то, ни другое, увы, не придавало ему важности, напротив, вся эта ненужная мишура портила его и без того неуверенный образ.