– Знаешь, – не выдержал он, – я не выношу двух вещей по утрам: завтракать в одиночестве и когда женщина в сердцах стучит посудой.
– Стучать посудой мне не положено по рангу. Я не жена, – неожиданно улыбнулась она по-детски открытой улыбкой. – А одиночество, судя по всему, вам не грозит.
– Если ты бросишь меня, я буду очень одинок, – серьезно сказал он.
После паузы, во время которой они смотрели друг другу в глаза, Тамара произнесла сухим тоном:
– Иван Гаврилович! Вы представляете, что начнется в театре, когда все узнают о наших отношениях?
– Послушай, Тома! – он накрыл своей ладонью ее узкую руку. – Я был женат один раз. Татьяна умерла в сорок третьем. С тех пор не предлагал руки и сердца ни одной женщине. Не потому, что так ценю свободу, нет. Просто никто не задел тех глубин души… Уж извини за пафос. Ты его не приемлешь, насколько я понял…
– Вы мне делаете предложение? – глухим голосом, не поднимая глаз, спросила Тамара.
Мещерский вдруг резко встал, начал ходить по кухне.
– Да. Но хочу просить тебя подождать немного. Нас не поймут… – он поморщился. – И даже не в этом дело! Я хочу ввести тебя на главные роли сразу в двух спектаклях. Ты создана для них! Я уверен, нас ждет настоящий успех.
– Интересно, – оживилась Тамара. – Хотите, угадаю эти роли?
– Ну-ну.
– Нора в «Стеклянном доме» и Софья Фамусова?
– Мимо!
– Негина из «Талантов и поклонников»?
– Опять в молоко, – улыбнулся он, уже забавляясь этой игрой.
– Неужели какую-нибудь тургеневскую девицу? – в ее голосе сквозило легкое разочарование.
– А что тебя не устраивает в этих, как ты говоришь, девицах?
– Там нечего играть.
– Вот это новость! – с изумлением воскликнул Мещерский. – Позволь не согласиться с таким необдуманным заявлением. Взять Катю в «Отцах и детях» или, не знаю, ну хотя бы ту же Елену в «Накануне». Я уж не говорю о «Дворянском гнезде»…
– Нет, это не мое, – упрямилась Тамара.
– А как насчет Одинцовой?
– И все-таки Тургенев? – она не скрывала своего разочарования.
– Ты разочарована? -Признаться, да. Но, может, вторая роль меня утешит? Какая? Не томите, Иван Гаврилович!
– Так, даю наводку. Роковая женщина… Порок, страсть, целомудрие души, недосягаемая мечта, нож…
– Настасья Филипповна!
В восторженном порыве Тамара бросилась к Мещерскому, прильнула к его груди. Он обнял ее и снисходительно спросил: