Когда же высоко над потолком завис Грызхалатын, брюхо его хозяин даже не тронул, он с большим трудом удерживал над собою тяжёлый, лохматый шар. Лицо хозяина, в тусклом свете фонаря, превращалось в морду страшного, дикого зверя. Собаки, внимательно наблюдая за его движениями, увидели в нём страшную надвигающуюся грозу. Они, разом замерли на месте! Оскалив наполовину беззубый рот, хозяин вышел из сарая и широкими шагами направился прямо к дому, высоко держа за шкварник тяжёлого, не издающего никаких звуков щенка.
Собаки сгрудились у двери и навострили уши на дом хозяина, который неспроста потащил их братца за кудрявую шкуру, да ещё в свой дом, порог которого ни один пёс никогда не переступал.
Карающая рука аксакала внесла набитого пловом щенка в ту самую большую комнату с большим ковром, по которому вчера, он тихо ступал мягкими лапами, и при свечах, отражающихся в блеске богатой посуды, поедал плов из красивых тарелок.
В сарае свора тревожно скулила и повизгивала в ожидании плохих новостей из большого дома, но оттуда исходила зловещая, мёртвая тишина.
Но эта тишина была обманчива для начавших успокаиваться встревоженных собак. В большой комнате на красном ковре, шла молчаливая борцовская возня старого басмача и молодого, лохматого подростка с четырьмя лапами. Старик с неимоверно большим усилием возил мордой бедного Грызхалатына по медным блюдам. Возил жестоко, не проронив ни слова, он берёг силы, зная, что борьба только начинается, это только разминка. Подросток, который набит пловом, упрям и довольно силён и вынослив, а он старый…! Упрямый щенок пыхтел и молча упирался всеми четырьмя в толстый, густой ковёр, на сколько хватало сил. Его тошнило от запаха плова, и он всячески выворачивался, чтобы нос не катался по остаткам вчерашнего, застывшего в бараньем жиру риса.
Затянувшаяся безмолвная борьба, где не было перевеса ни с одной стороны, наконец-то разрешилась бешеной бранью хозяина. Аксакал выдохся и его прорвало! Вне себя, мокрый от пота, ручьём стекающего под толстым халатом, он разразился бранью на весь дом. Окна дома были открыты, и его было далеко слыхать в утренней тишине.
В дикой ярости, он схватился за круглые, кудрявые бока упрямого и неподатливого щенка и бросил его прямо в казан, сам того не осознавая. Бросил прямо в плов, который оставался ещё на дне. Тут же закатав рукава халата, старик вцепился в густую шерсть наглого пастушонка и, вместо кирпича, начал драить им жирные стенки пузатого казана.