С другой стороны, всегда было очевидно: нравственное начало неистребимо в человеке. Нравственность врождена человеку; обоснование нравственности, если бы оно удалось, ничего не прибавило бы к ней. Аксиомы и принципы морального взгляда на мир и человека самоочевидны и не требуют обоснования. Человеку не нужно разъяснять, что добро лучше зла, щедрость лучше жадности, сочувствие лучше зависти и злобы, любовь лучше вражды. Бог Ветхого Завета беснуется, видя непослушание человека, видя, что тот не желает становиться лучше. Он совсем другого ожидал от человека, вручая ему на Синайской горе свой бесценный дар – моральные законы. Но эти законы, известные человеку всегда, никогда не соблюдались им строго прежде и не стали соблюдаться лучше после того, как они были сообщены ему богом Яхве. Перед фактом, что Яхве сообщил евреям на Синайской горе общеизвестное, богословы стоят в замешательстве, не зная, как его интерпретировать. Богословие ограничено в своих выводах официальными рамками. Философы свободнее богословов, они могут позволить себе самостоятельные выводы, но результатов их усилий, цель которых исправление человека, также не видно.
Христианская каноническая нравственность стоит на шатком фундаменте десяти заповедей. Уже поверхностный взгляд на этот фундамент позволяет увидеть то, что церковь упорно не желает видеть двадцать веков: заповеди не составляют органическое единство и необосновываемы. И нет свидетельств того, что они от Бога. Но есть сколько угодно свидетельств противоположного рода: это те противоречия и несуразности, которыми кишит Пятикнижие, в том числе Декалог. Чего стоит уже первая заповедь, действительная будто бы и для христиан: «Я, Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов перед лицом Моим»[3]. Христиане механически повторяют её, опуская слова «который вывел тебя из земли Египетской», как будто не очевидно, что эта заповедь – узкая, сектантская – предназначена не для них. А как совместимо с моралью и нравственностью оправдание рабства в Декалоге? Декалог краток, всего несколько строк. И в этих нескольких строках дважды упоминается рабство без слов осуждения, как естественное для сообщества людей явление.
Не осуждаются в Декалоге и войны, этот главный бич человечества, даже более страшный, чем болезни и эпидемии. Описания ветхозаветными авторами войн и поведения воинов в них вызывают протест чувства и здравого смысла. Но