Вдруг резко дверь распахнулась и в дверь, и окна заскочили легионеры, очень большой вооружённый отряд воинов сто!
Легионеры тут же хватали и уводили в клетки тех, кто был в этой комнате, разозлённые, сильные вооружённые до зубов воины совершали аресты так быстро и грубо, что никто не успел, и подумать-то толком или побежать, все только или вскрикивали или плакали от паники, ужаса…
Легионеры устроили настоящую жестокую и очень внезапную облаву…
… Скоро вся община сидела в клетках и плакала, прижавшись с опаской к углам клеток. Они, конечно, не раз слышали, что такое в Риме с христианами бывает регулярно, что все их современники-единоверцы, как и они, в опасности, должны были предполагать, что и их эта участь не минует…
… Но в их жизни всё было так безоблачно блаженно и идеально, а счастье слепо, поэтому сейчас никто не ожидал такого поворота, все в обескураженном состоянии плакали и мылено готовились к мученичеству…
… Только Елена сидела, скрутившись, без слёз, с растрёпанными русыми волосами по колено и с глубокими размышлениями, которые отражались в решительном взгляде её больших зелёных вежд…
… Капитан легионеров прервал плач всех членов общины и размышления Елены грубым криком:
– Этих в камеру темницы, а потом на суд императора и его благороднейших патрициев, конечно, может, кто-то испугается и отречётся от Христа, но нельзя на это надеяться, заранее приготовьте всё для казни на арене Колизея!
Тут Елена встала в полный рост, поправила свои длинные русые волосы, вдохнула очень глубоко и со светом в очах подумала: « О, Господь Всемогущий и Всемилостивый Иисус Христос, помоги и спаси! Я помню тот разговор о будущем христианства и человечества и помню слова Антонио о «величайшем ораторе». Я решилась, я сыграю роль этого оратора! Только прошу, Господи, помоги мне, усиль мои способности, что я имею в десятки раз, ведь Ты можешь всё, я же – ничего, я всего лишь Твоя скромная раба, но если Ты со мной, помогаешь мне, то я из ничего становлюсь всем! Так помоги же мне сделать это: выйти на арену Колизея и произнести такую речь, чтобы язычники сами содрогнулись, нет, конечно, не передо мной, а перед Тобой, мой Господь и Бог Иисус…».
… Спустя с час вся община сидела в холодной камере, молясь, вздрагивая слегка, всхлипывая…
Тут Елена повернулась ко всем с уверенностью на светлом лике и изрекла: