Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни / Перевод с немецкого Н. Болдырева. Урал ЛТД, 1998. С. 58).
Со временем Рильке будет называть Россию своей родиной, хотя это не единственная страна, которую он будет так называть. Надо сказать, что Россией в эти годы очаровывается не один Рильке. В 1903 году Кнут Гамсун пишет о своем путешествии по России книгу под названием «В сказочной стране». В 1906 году немецкий скульптор Эрнст Барлах путешествует по южно-русским степям, где там и сям стоят скифские каменные бабы, это сочетание первозданного пейзажа с первозданной скульптурой окажет мощное влияние на его творчество. В скульптурах Барлаха будут представлены бедные, гонимые, неприкаянные, как и у Рильке в третьей части «Книги Часов», которая так и будет называться «Книга о бедности и смерти».
Конечно, на этих европейских художников воздействует «святая русская литература», как сказал Томас Манн. Восхищает и православная иконопись, открывающаяся не только в своей ритуальной чистоте, но и во вдохновенном художестве. С художественными воздействиями сочетается и даже преобладает над ними воздействие необозримых русских пространств, каких-нибудь шесть десятилетий назад ужасавших маркиза де Кюстина своей однообразной безграничностью. Привлекает европейских путешественников также народ, населяющий эти пространства и похожий на них. Россия завораживает их своей незыблемостью, патриархальным постоянством. Иными словами, в России им нравится как раз то, что возмущает передовую русскую интеллигенцию: Россия вне прогресса, она не захвачена промышленным хаосом цивилизации, воспринимающейся уже как бесчеловечная угроза культуре. В безграничности пространств угадываются и некие неисчерпаемые возможности, в которых будущее брезжит как свободное художество. В 1903 году Рильке пишет все той же Лу Саломе: «…не создан ли русский для того, чтобы, пропустив мимо себя историю человечества, позже включиться в гармонию вещей поющим сердцем? А пока его удел – выдержка и ожидание; как скрипач, которому еще не подан знак, он должен сидеть в оркестре, оберегая свой инструмент от всяких случайностей» (Рильке Р. М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М.: Искусство, 1971. С. 434).
Соприкосновение с Россией приобретает для Рильке также более интимный творческий смысл. В России он открывает самого себя. Вряд ли можно усмотреть в книге «О монашеской жизни» подлинную православную религиозность или распознать в монашестве Рильке настоящее русское монашество. Константин Леонтьев отказывался признать истинного монаха даже в старце Зосиме у Достоевского. Но книга Рильке не является лишь эстетской игрой в экзотическую обрядность чужого культа. В книге «О монашеской жизни» Рильке встречается со своими истинными героинями. Эти героини – вещи: