Он поднял мокрую тряпку с пола, открыл окно и сбросил на фундамент.
– Подсохнет маленько, потом постираю. Делов-то…
Вечером отец Илия переоделся и уже Виктор Сухарев сходил в буфет, перекусил да лёг на кровать в номере. Стал думать. Лежал в странном забытьи без сна до рассвета почти. А, может, и сон это был. Но без видений, а только с мыслями, которые за ночь оформились в одну. Главную. И часа в четыре утра вскочил он, потому что сам себе не поверил. Ну как же! Невероятно, но ведь придумал, как вернуть доброго, но потерявшегося человека, в жизнь, из которой он по неразумию и заблуждению уже почти ушел насовсем.
– Пожар! Горим! – испуганно, оттого особенно громко, кричали в коридоре гостиницы. Женщина, дежурная по этажу, стучала, похоже, каблуком туфли в дверь номера, где жил Сухарев. Он глянул на часы. Перевалило едва за половину пятого. Он быстро натянул трико, майку, кеды на босу ногу, успел ещё раз повторить мысленно всё, что он придумал для возрождения жизни Жоры Цыбарева за ночь без сна или за сон, в котором кроме мыслей не было ни одного видения, хлебнул воды из крана, плеснул на волос и лицо.
Сразу же запах дыма закупорил ноздри, рот, залез в трахею, выворачивая наизнанку бронхи, горловые связки, потянул из тела глубокий свистящий кашель. Снизу, в незаметную щель между порогом и дверью как лохматая металлическая пластинка протискивался тонкий мутный квадрат дыма, быстро разбивался на струи и взлетал под потолок. Через три минуты от двери Виктор уже не видел окна. Завеса, пахнущая лаком, краской и палёным деревом напоминала портьеру, какой в кинотеатре задвигали окна перед началом фильма.
– Где горит? – крикнул Виктор после того, как выскочил в коридор и присел. Стоять не было возможности. Дым, казалось, выковыривал глаза и попутно выдавливал слёзы.
– Наш, третий этаж горит. Триста шестнадцатый номер, – крикнула тётка, убежавшая метров за двадцать к лестничной площадке.
– Пока пожарные приедут – сгорим на хрен! – заорал пожилой мужик. Он тоже сидел на корточках метрах в десяти от Сухарева. – Кто есть в коридоре, мочите полотенца, оберните лица, вышибайте дверь триста шестнадцатого и тащите из него, кто там есть. Живой или мёртвый.
Судя по кряхтению, дверь начали ломать трое. Пинали её и, как могли, били плечами. Других инструментов не было. Все жутко кашляли и периодически падали на пол, чтобы хлебнуть хоть немного не горячего и не вонючего воздуха.