Александр решился всё же с каким-то внутренним душевным напрягом пролистнуть ещё несколько станиц, хотя ему, обожавших своих родителей, маму и папу с самого раннего детства, было неприятно погружаться в круговорот, во временной колодец «Эдиповых комплексов» юнцов Леопольда и Андрея, героев странного исповедального романа. И грустно сморщившись, с явным недовольством собой, не понимающего с каких-то незапамятных пор позу своего земляка Бориса Андреевича Вогау со знаковым псевдонимом «Пильняк», но по инерции подглядывающим без всякого желания за самобичеванием героев, прочитал:
«Андрей стряхивал мысли с волос и говорил: «– Постой, погоди, давай обсудим заново. Это же нарушение естества – любить свою мать. Понять этого не могу. Ты прости, ведь это же мерзость и вообще противно, даже эстетически, кроме того – против естества… Это уж – сверхницшеанство… Впрочем, ерунда!.. ну, я…»
«– Мне надо застрелиться, – долбил Леопольд и плакал.
На парадном привычною рукой зазвонил герр Шмуцокс. Андрей, по уговору с фрау Шмуцокс, не должен был попадаться на глаза герру, через кухню он пошел срочно домой. Прощаясь, он целовал Леопольда, мазал слезы и шептал на ходу: «– Постой, погоди… Ну, ты дай мне слово, что не застрелишься, пока мы не обсудим все, как следует… Впрочем, ерунда!..
– Дай неделю на рассуждение…»
Можно было бы закрыть на этом месте книгу… Но Александр уже вспомнил, как давно, четверть века тому назад слышал или даже читал нечто подобное, но совершенно запамятовал, чем там дело кончилось. Потому – для определённости – решил пролистать ещё пару страничек «Соляного Амбара». Зачем? Затем, чтобы начать когда-нибудь искать ключ Соляного Амбара к жизни и смерти, революции, социализму с человеческим лицом, капитализму с лицом уродства будущего… И вот что он прочел дальше, морщась и мрачнея:
«Герр Шмуцокс наутро уезжал в Москву.
Перед сном в спальне, надевая длинную немецкую ночную рубашку, герр Шмуцокс сказал жене рассудительно и негромко:
– Я полагаю, Марихен, что у нашего мальчика настало время… ну, разреши мне присмотреть на фабрике какую-нибудь здоровую и красивую русскую девку, ее можно будет отправить на освидетельствование к доктору Криворотову, – и пусть наш мальчик… у него уже настало время…
С фрау Шмуцокс произошла истерика, как только что у сына.