Некоторое время мы шагаем вдоль самой кромки берега, где прибой лижет подтаявший снег, обнажая мокрый песок. Вдали над горизонтом собираются пузатые кучевые облака. Ветер треплет мои волосы, пряди которых больно хлещут меня по лицу. От холода и резкого запаха йода на глазах выступают слезы, они стекают по щекам, собираются в уголках губ, и я промокаю их перчаткой.
– Что-нибудь не так? – спрашивает Стивен.
– Нет, все в порядке.
– Что-то не верится.
– Это место… оно… оно напоминает мне одного человека. – Я снова тру перчаткой глаза. – Чертов ветер!
Стивен поднимает руку и большим пальцем вытирает сбегающую по моей щеке слезинку. На его губах появляется ласковая улыбка, которая на секунду отвлекает меня.
– А почему ты такая грустная?
– Потому что мы расстались. Это было давно.
– Расстались? Почему?
– Честно говоря, мне бы не хотелось… Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Он снова поворачивается ко мне, чтобы убрать с моего лица прилипшую к мокрой щеке прядь волос. Рука у него такая горячая, что буквально обжигает.
– Ну разумеется!.. Давай поговорим о другом. – Он крепко обнимает меня. Я прижимаюсь к его груди и слышу, как стучит его сердце. – А о чем?..
Я сглатываю.
– Ну-у… Расскажи мне, что у тебя новенького…
Мы идем вдоль берега дальше, и Стивен рассказывает мне о своей последней статье «Литература XIX и XX веков: зарождение и становление модерна». Ритм его слов, накладываясь на мерный шум прибоя, успокаивает. Я начинаю забывать о своих страхах, и тут мы набредаем на затянутую льдом лужу, в которую вмерзла сизая чайка. Она еще жива, хотя одно крыло и половина тела скрыты под ледяной коркой. Чайка хрипло кричит и бьется в ледяном плену, хлещет по поверхности лужи свободным крылом, но холод и голод уже сделали свое дело. Птица слабеет на глазах, ее глаза мутнеют, крики стихают, а крыло, бессильно трепеща, распластывается на льду.
– Вот бедняжка! Надо же было так попасться! – Опустившись на корточки, я осторожно протягиваю к чайке руку. Напуганная птица пытается меня клюнуть, и я отдергиваю пальцы.
Стивен присаживается рядом со мной и, сняв перчатки, гладит чайку по голове тыльной стороной ладони.
– Кажется, у нее сломано крыло.
– Мы что-нибудь можем сделать?
Убрав перчатки в карман, Стивен осматривает птицу, а я оглядываюсь по сторонам в поисках подходящего камня, которым можно было бы разбить лед. Его пальцы медленно скользят по голове, по шее чайки, и в конце концов она успокаивается, смирившись с его близостью и его прикосновениями. Несмотря на то что сидеть на корточках очень неудобно, я все же улыбаюсь. Я уже представляю, как мы освободим чайку из ледяного плена, завернем в шарф Стивена, отнесем домой, забинтуем раненое крыло и положим ее на ковре возле камина. Я все еще ищу подходящий камень, когда его ладонь ложится чайке на затылок.