Я подбежала к билетной кассе, надела промокшие кроссовки и потянулась к сумке за наличными.
– Дайте мне пропуск на всю ночь, – сказала я девушке, протянув смятую десятку через маленькое окошко.
Ночь я здесь не проведу, однако получу возможность остаться так долго, как захочу.
Схватив билет, поспешила к двери, миновала буфет и поднялась в третий зал. Я оглядывалась по сторонам, опасаясь, что брат заметил мое отсутствие и проследил за мной. Распахнув двери, я прошла по проходу, сняв с плеча сумку. На экране заревело животное. Быстро плюхнувшись на сиденье, я осмотрелась, чтобы убедиться, что нахожусь в безопасности.
Мне явно ничего не угрожало – зрителей, кроме меня, в зале вообще не оказалось.
Я немного расслабилась.
Шла учебная неделя. Неудивительно, что в кинотеатре пусто. Хотя странно: почему сеанс не отменили, если никто не купил билет?
Поставив сумку на пол, я сунула руку внутрь. К счастью, все вещи остались сухими. Я выудила телефон и проверила, как там бабушка.
Она по-прежнему лежала в темноте на кровати, ее кардиомонитор стабильно пищал без признаков тревоги. Иногда я беспокоилась, оставляя ее одну с Мартином, но он старался не контактировать с ней чаще, чем требовалось.
Сжимая сотовый в ладони, я откинулась на спинку кресла, поморщилась от боли, о которой на время забыла, подняла взгляд на экран и увидела Годзиллу.
Уголки моих губ приподнялись в улыбке.
Мне нравился этот фильм.
Не успела я опомниться, как уже ела попкорн и неотрывно вглядывалась в каждый кадр. Воспоминания о брате, о школе, об Уилле Грэйсоне и сегодняшнем уроке литературы развеялись.
Потому что «Годзилла» была великолепна.
А от «Лолиты» только болела голова.
Наши дни
– Уилл? – Встав на четвереньки и ощупывая каменный пол, я почувствовала грязь под ладонями.
Куда он меня привел?
Я моргнула, стараясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме, затем дотронулась до лица. Черт, где мои очки?
Дерьмо.
Без них или контактных линз, которые иногда приходилось использовать, видела я сносно, но только не в темноте. Когда я поднялась на ноги, неровные камни впились в подошвы обуви. Обернувшись, я заправила волосы за ухо. Не было видно ни малейшего проблеска, ни света луны, ни ламп. Ничего.
Я сопротивлялась, вырывалась, дралась. Следующее, что помнила, – мы прошли через дверь, спустились по лестнице, свернули за угол, и внезапно стало темно.