Мона как раз собиралась выйти из бальной залы и найти белку, когда услышала голос в коридоре:
– Ах, тень, что говоришь ты? Тост за тебя? Да, конечно! Тост.
Затем повисла пауза, после которой послышалось глотание, причмокивание и затем – довольный вздох.
Мона узнала этот голос: это был сурок, мистер Гибсон. Но ему полагалось быть в постели!
Мышка нашла сурка у входа в бальную залу: он таращился на свою тень на стене.
– Мистер Гибсон, я могу вам помочь? – спросила Мона.
– Ох! Праздник уже кончился?
Сурок развернулся. В одной лапке он держал маленькую ароматную подушечку, а в другой – чашку. Нос его блестел от липкого мёда.
– Да, – сказала Мона. – Уже достаточно давно. Но если вы всё ещё хотите есть, я могу что-нибудь для вас найти. – Она знала, что погружаться в спячку животные должны сытыми.
– Как вы добры. Персонал «Хартвуда» всегда столь заботлив. Даже одаривает подарками. – Он потряс лавандовой подушечкой. – Но нет, я наелся, – продолжил сурок, поглаживая животик. – И даже тень моя сыта.
Мистер Гибсон хихикнул и широко зевнул. Не успела Мона опомниться, как он уснул прямо там, где стоял!
Мона улыбнулась и прислонила метлу к стене.
– Идёмте, – сказала она, осторожно будя гостя. – Давайте уложим вас спать.
– Ах, что за доброта… – пробормотал мистер Гибсон.
Сурок сонно побрёл за Моной по коридору и через вестибюль к лестнице, бормоча себе под нос: «Ах, тень, пойдём с нами. Мне спать и тебе спать».
Его тень – и тень Моны – проследовали за ними вниз по лестнице, подпрыгивая на стене в свете светлячков.
Мона и мистер Гибсон спускались всё ниже и ниже, мимо кухни, прачечной и спален для персонала, направляясь в примостившиеся между корнями «Хартвуда» подземные сьюты.
Коридор здесь освещался слабее, вокруг была земля и царила прохлада. Тут имелись специальные вентиляционные отверстия, пропускающие воздух снаружи, чтобы поддерживать идеальную температуру в комнатах. Если станет слишком холодно, гости не смогут уснуть. Слишком тепло – и они подумают, что наступила весна, и проснутся чересчур рано.
Сейчас, судя по звуку, спали все. Всевозможные виды храпа, от писка до рокота, эхом разносились по коридору. Мона провела мистера Гибсона мимо кладовой и закрытых дверей, больших и маленьких.
На всех дверных ручках висела табличка:
«ДО РОСЫ НЕ БЕСПОКОИТЬ».