***
20 дикабря
Здравствуй дедушка Мароз. Я хочу у вас спросить где вы жывёте. Я знаю што вы харошим детям приносите хорошие падарки. а что вы приносите таким как мы?
Максим.
Смакую на губах приторное слово «АТУИСТ». Стереотипное мышление вынудило Вас поставить страшный диагноз самостоятельно, назначить лечение без рецепта. Глупцы, при аутизме лобные доли мозга, отвечающие за интеллект и инициативу «спят», не изучая окружающее. Реальный мир не соответствует потребностям, лжив.
Вы спутали задержку в развитии с неизлечимой болезнью, повесили ярлык на остаток дней и спите спокойно. Я не жду ответа!
Вы считали, что я неспособен контактировать, привязываться, ценить. А не думали, что я не хотел вступать в связь с холодной жизнью? Смотреть в безразличные глаза, ощущать непредназначенное мне тепло? Я искренне любил Лину – единственного родного, пусть не по крови человека. Молчал, изрыгал нечленораздельные звуки. Копил, чтобы сплюнуть выдержанной годами злостью.
Я избегал контактов с другими детьми, социальной адаптации, потому что чувствовал: они чужие. Пройдут годы, и от вчерашних друзей останется пыль.
Больные организмы, как отрицательные частицы отталкивались, хаотично обивая стены кельи. Не общаясь со сверстниками, я не копировал поведенческие реакции и заложенные генетикой шаблоны. Возможно поэтому, прожил уникальную авторскую жизнь, пусть и без хэппи-энда. Финальные титры мне судья.
А, правда в том, что все мы – жертвы материнской депривации, дефицита тактильного и эмоционального внимания. Калеки, которым все должны, потому что мы «сироты несчастные», вечные узники дома-интерната для умственно отсталых.
***
На кухне душно, прело. Табачный дым уходит сквозь открытую форточку, уступает место сырому уличному воздуху, освежающему горящее лицо. Потёр глаза. Запотели.
На столе сковорода с грязным растительным маслом. На разделочной доске остатки сырокопченой колбаски и кусочки сала. В тарелочке дольки лимона в сахаре. Часы не дошли до верхней точки, а мужской ужин на исходе. Во второй к ряду полулитровой самогона осталось на три-четыре рюмки.
– Ща, подожди. Шугану эту дрянь, – сказал я и резко подорвался к умывальнику. Открыв дверку, схватился за веник, пошебуршил в глубине. – Ты бы хоть яда насыпал.
Захмелевший Влад растёкся по кухонному уголку. Глаза косят, из трико вывалился волосатый живот. Икнул: