– Так. Чем чаще люди сдают вещи в утиль, тем больше доплата хозяину тридового магазина. Это выгодно и безработным, так как они могут покупать не минимальный набор вещей, а больше, иногда в несколько раз – срабатывает накопительный эффект. – Стэн написал ещё несколько цифр. – На самом деле девушка из вашего примера получила кофточку не за полцены, а в полтора-два раза дороже, чем та стоила. И у хозяина тридового магазина доход получался в триста процентов, а чистая прибыль с учётом реальной стоимости вещи и налогов – он ведь тоже платит те самые сорок процентов…
– Сто двадцать процентов с каждой вещи! – Митя поставил несколько восклицательных знаков. – И тогда он вроде бы как платит безработным пособие своими налогами, а в реальности нет! На самом деле всё оплачивают те, кто делает настоящую одежду и мебель, еду, что-то изобретает, помогает людям, в общем. А такие вот хозяева заводов и тридовых магазинов ничего не делают, только болтают и получают деньги!
– Ты не совсем прав. Хозяева заводов тратят часть прибыли на исследования, разработку новых материалов, моделей, как и хозяева сетей тридовых товаров, – несколько охладила его возмущение Катя. – Но во многом да: безработный потребитель, живущий на пособие и постоянно приобретающий что-то новое и дешёвое, выгоден многим.
– Теперь я понял… – Лёшка задумчиво потёр лоб. – Именно поэтому Кэт больше всего волновалась за дешёвые тридовые магазины, а не за элитные, и всегда говорила не «покупатели», а «потребители». Человек покупает вещи на реальные, заработанные деньги, и отлично знает, чего хочет. А потребитель – он потребляет, часто совсем не задумываясь. Как корова, которая потребляет силос, а потом идёт на бойню. Это я тогда, перед побегом, так представил: мы все такое вот стадо, которые потом съедят такие, как Кэт.
– Скорее уж как куры на птицефабрике, – хмыкнул Виктор. – Там комбикорм из своих же отходов делают, и куры едят переработанных товарок, а потом сами идут в комбикорм.
– Есть и ещё одно. – Катя задумчиво крутила по столу ручку. – Недавно выяснилось, уже когда стали вводить ограничения на роботов и триды. Большинство фильмов, что показывают в развлекательных центрах, не настоящие, а сделаны с помощью компьютерной графики. Там почти нет актёров, одна виртуальная картинка. Снимать их просто, хватает всего нескольких художников да программистов, сценарии скомпилированы компьютерной программой, как и музыка. В результате вместо искусства получается суррогат, действующий как наркотик и отличающийся от голоаттракционов и компьютерных игр только лучшей отрисовкой. То же самое с популярной музыкой. Настоящие актёры, сценаристы, композиторы сидят без работы, потому что это выгодно производителям. А копии отрисованных в таких фильмах вещей потом пользуются бешеной популярностью в тридовых магазинах.