И в этот самый миг ее рассудок превратился в лед, и Линнфред, только что лапавший ее грудь, отшатнулся прочь, должно быть что-то разглядев в ее лице. Что-то такое, что сильно его испугало.
А Рейна сделал шаг ему навстречу, и медленно, очень тихо произнесла, приблизив свое лицо к его настолько близко, что ощутила запах лука, идущий у него изо рта:
– Еще раз тронешь меня, тварь, и я пройдусь по твоей могиле.
С силой толкнув Линнфреда, так что он невольно сделал шаг назад, запнувшись по пути о собственные ноги, она спокойно вышла из комнаты.
И только в собственной спальне, придя наконец в себя, дала волю слезам.
В этот день Фадрик пришел домой поздно, но его жена в ожидании сидела у камина, и остывший ужин нетронутым стоял на столе. Виноватое выражение немедленно появилось на его лице, но оно быстро сменилось на изумленное, когда Рейна, стремительно вскочив, бросилась к нему и упала на колени.
– Рейна, это…
– Он душит меня. Этот город душит меня, я пленница тут, я словно в клетке, – речь ее была сбивчивой, и ему пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать все, что она говорила. – Я больше не могу, мои силы на исходе. Пожалуйста, прошу тебя, все будет так, как ты хочешь, только увези, увези меня отсюда.
Фадрик попытался поднять ее, но Рейна кулем обвисала на его руках. Он немного напрягся, проклиная свою телесную слабость, и вздрогнул от боли, пронзившей спину. Рейна немедленно вскочила, и от этого он ощутил себя еще более жалким, чем обычно.
– Рейна, что случилось?
– Ничего. Ничего не случилось, – быстро ответила она, и он понял: лучше не настаивать.
– Давай поговорим.
Они вместе прошли к столу, и она сама налила ему вина. Выглянувшая было из-за гобелена служанка была отослана прочь.
Рейна нервно крутила свой, наполовину полный бокал в руке, кусая губы. Было видно – эта эмоциональная вспышка, оставшаяся без ответа, обессилила ее. Фадрик, испытывая желание погладить жену по волосам, как погладил бы расстроенного ребенка, спросил:
– Тебе со мной плохо?
Она вскинула на него взгляд сухих, но лихорадочно блестящих глаз. Отрывисто, резко прозвучал ее ответ.
– Нет.
А потом, уже мягче:
– Мне плохо в Сильвхолле. Здесь меня ненавидят, хотя, видят боги, причина одна, и я в ней невиновна. Я задыхаюсь здесь.
Фадрик ее понимал. Он и сам чувствовал гнетущую атмосферу столицы. Города, в котором нельзя быть слабым. Чувствовал с самого рождения. Он посмотрел на жену. Она была расстроена и бледна. А для него важно, очень важно было, чтобы она по крайней мере не страдала.